Книга Кровь богов и монстров, страница 88 – Люсинда Дарк

Кэдмон на мгновение колеблется, и когда я смотрю на его лицо, то вижу, как напряглась кожа между его густыми идеальными бровями. — Офелия — это…

Ему не нужно отвечать, думаю, теперь я все понимаю. Я выставляю пешку между нами. — Она пешка, — говорю я, отвечая за него. Теперь я смотрю на шахматную доску с большим интересом. Пешки. Ладьи. Слоны. Кони.

Я ставлю пешку и жестом указываю ему. — Твой ход.

Вот так игра перезапускается. Кэдмон передвигает свои фигуры, а я — свои. Несмотря на то, что сказал Кэдмон, о том, что Трифон хочет другого учителя для меня, я понимаю, что эта игра — его версия обучения. Я не совсем уверена, какой урок он хочет преподать мне. Боги и их манипуляции. Интересно, не наложено ли на них какое-то заклятие, которое заставляет их все делать своими странными окольными путями? Это определенно сэкономило бы всем время и энергию, если бы они могли просто покончить со всей социальной маскировкой.

Даже Академия — это игра. Территория — это доска. Студенты — это фигуры, разделенные на иерархии. Единственная разница между игрой, которая передо мной, и той, в которую мы играем в реальной жизни, заключается в том, что у этих фигур нет эмоций и никакой собственной автономии.

Если я теряю пешку, я теряю пешку. Не игру.

Однако в жизни потерять пешку — значит потерять человека. Каждое поражение опустошает вас до тех пор, пока от игрока не останется только оболочка.

Мы с Кэдмоном долгое время играем практически в тишине. Единственный звук — это наше дыхание и тихий свист невидимого ветра, который треплет окружающие нас растения. Этот насыщенный, манящий аромат цветов, кажется, проникает в мою кожу, в самые кости.

Наконец, когда остается всего несколько фигур по обе стороны доски — короли, королевы, конь, две ладьи и пешка, — Кэдмон снова поднимает на меня взгляд.

— Ты хорошо играешь в эту игру.

Я играю в игру с той ночи, когда умер мой отец. Игра на выживание.

— Я пытаюсь усвоить твой урок, — говорю я ему, прежде чем поднять глаза и встретиться с ним взглядом. — Как у меня дела?

Он вздыхает. — Я еще не совсем уверен, — признается он, прежде чем провести рукой по фигурам на доске. — Ты атакующий игрок, и это не плохо, но я думаю, что ты играешь на своих эмоциях. Прямо сейчас ты злишься, а гнев заставляет тебя быстро принимать решения, на обдумывание которых в противном случае тебе потребовалось бы больше времени.

Злюсь? Он думает, что я злюсь? А я злюсь? Я на мгновение задумываюсь над его словами. Да, пожалуй, я и правда злюсь — но я была в этом состоянии так долго, что уже забыла, как это — чувствовать что-то иное, кроме ярости.

Я беру его Короля и переворачиваю его на ладони. — Что бы там ни натворил Трифон, он не мог сделать это в одиночку, не так ли?

Глаза цвета жженой умбры впиваются в меня. Несколько долгих секунд он не отвечает. Я начинаю думать, что он не ответит, но потом он отвечает. — Нет, — признает он. — Есть Боги, которые знают, Боги, которые, хотя и не согласны с жестокостью табу, были соучастниками из-за выгоды.

Выгоды? Значит, это как-то связано с тем, чтобы дать Богам то, чего они хотят. Я обдумываю его слова, пытаясь собрать воедино все, что он мне дает. Есть дыры, но изображение становится четче. Бессмертие. Власть. Угнетение. Мне нужно больше информации. Я крепче сжимаю фарфорового короля в руке.