Книга Прибежище из серы и тьмы, страница 118 – Люсинда Дарк

— Венатус, — отвечает Кэдмон. — Они попросят вас убить кого-нибудь. Чтобы по-прежнему продемонстрировать свою силу. — Он давит на решетку. — Не становитесь жертвой этого.

— Значит, нам не следует никого убивать? — А как же сами Боги?

— Не раньше первой четверти луны, которая наступит в день Равноденствия, — говорит Кэдмон. — И уж точно не по их указке.

— Хорошо. — Я киваю в знак понимания. — Я предупрежу остальных. Мы будем осторожны.

— Для третьей церемонии они устроят своего рода праздник — по крайней мере, так будет казаться, — продолжает он. — Это не так. Это Соллемнитас, потребление твоей добычи. Это последняя часть того, что им нужно.

— Сила, — думаю я вслух.

Он опускает подбородок. — Всех, — говорит он. — Чем больше участников, тем больше силы они получат. Они собирают способности всех учеников.

— Так вот почему они пригласили и Пердицию. — Я опускаю взгляд на пол и снова поднимаю его. — Но… почему здесь нет учеников из Ортуса? — Спрашиваю я. — Я не видел ни одного…

— О, дорогой мальчик, — перебивает меня Ариадна. В ее словах проскальзывает горечь.

Я поворачиваюсь к ней, нахмурившись. Её хрупкая фигура покачивается за прутьями клетки. — Ты что, не понимаешь? Ортус никогда не был Академией. Ни один атлантиец… или Бог, — она делает паузу ровно настолько, чтобы усмехнуться напоминанию о том, кто они такие и кем не являются, — никогда бы не захотел прийти сюда, если бы их не заставили. Это место есть и всегда было тюрьмой.

Это меня ничем не удивило, так же как и в ней нет ни намека на оптимизм.

— Руэн. — Кэдмон притягивает мое внимание обратно к себе, и мне куда легче подойти к нему, чем к Богине Теней. Он снова протягивает книгу из-за прутьев, и когда я беру ее, то замечаю отметины по краям страниц.

Раскрывая книгу, я хмурюсь при виде написанных там символов, на пожелтевшем пергаменте красные пятна переходят в черные по мере того, как они просачиваются с первой страницы на следующую, и дальше, и дальше. Чем дольше я смотрю, тем прозрачнее становится жидкость, пока не исчезает совсем.

— Что ты сделал? — Спрашиваю я.

Кэдмон потирает руку, где кровь начинает замедляться, и я понимаю, что, вероятно, именно ею он писал в своей книге. — Из-за моего заключения мои способности намного слабее, чем обычно, — говорит он мне.

Я смотрю, как он переворачивает запястье и постукивает по боковой стороне кандалов. Они не двигаются. Я хмурюсь и наклоняюсь вперед, почти прижимаясь лбом к решетке. Между его плотью и манжетой из серы есть небольшое пространство, так что она должна быть в состоянии слегка повернуться, даже если ее нельзя снять.

Кэдмон одаривает меня неопределенной улыбкой. — Болты, — тихо произносит он в ответ на мой безмолвный вопрос. — Болты из серы вбиты в наши запястья. Они удерживают нас здесь. Книга, вероятно, не срабатывала, несмотря на близость, потому что, пока я ослаблен, слабеет и она.

Я молчу, переваривая информацию. Приятно сознавать, что книга так связана с ним, но жестокость такого рода заключения служит лишь напоминанием о крови, которая течет в моих собственных венах. Азаи и Трифон ничем не отличаются. Жестокие и жадные существа, какими они и являются.

Крепче сжимая книгу, я умудряюсь задать еще один вопрос, хотя слова на моем языке отдаются пеплом. — Что произойдет, если, — я судорожно сглатываю, — ты умрешь? После этого книга просто останется пустой?