Книга Прибежище из серы и тьмы, страница 155 – Люсинда Дарк

— Что случилось? — ей, наконец, удается выбраться.

— Боги заколдовали тебя принять облик кролика, а затем выпустили на охоту во время второго обряда Весеннего Равноденствия, — говорю я, соскальзывая с кровати и снова занимая свое место на стуле. Я сохраняю свой голос тихим, бросая взгляд туда, где все еще отдыхает Руэн, и отмечая возвращение цвета на его лицо. Македония заверила нас, что, как только он достаточно выспится после приема ее зелий, он проснется без каких-либо негативных побочных эффектов от яда Сузы и стрелы Марала.

— Я… — Глаза Мейрин поднимаются к потолку и остаются там. — Я думала, это сон. Ужасный… Ужасный сон.

Я не могу сказать, что виню ее за то, что она считает свою ситуацию кошмаром. — Это не так, — уверяю я ее. — Когда мы обнаружили, что ты пропала, я отправилась на твои поиски, и… Кто-то рассказал мне, что произошло. — Я не решаюсь назвать имя Македонии, не уверенная в том, вовлечена ли Мейрин в происходящее помимо спасения сейчас. Велика вероятность, что в конце концов она узнает, но на всякий случай я держу имя Богини при себе.

Мейрин долго молчит, тишина в комнате становится все более напряженной. Я позволяю ей повиснуть, мне комфортно в тишине, которая расширяется и поглощает воздух, несмотря на то, что она вытесняет жизнь из моих легких. Как только боль становится нормальным состоянием бытия, она больше не причиняет такой боли. Она больше не имеет над вами такой власти.

Через некоторое время Мейрин протягивает руку и прикасается к бинту, прикрывающему ее левый глаз. — Я… я хочу посмотреть, — заикается она.

Было бы легко солгать ей, легко сказать ей, что ей еще предстоит залечить свои раны — те, что остались на ней такими же как были на ее зачарованном тела, — но в этом нет смысла. В конце концов, она узнает. Итак, я наклоняюсь вперед и помогаю ей вернуться в сидячее положение, а затем развязываю узел, удерживающий марлю и повязку на ее черепе.

Ткань обвисает, падая ей на колени, когда Мейрин протягивает руку и накрывает ладонью дополнительную марлю, прикрывающую ее глаз. Оставив ее, я пересекаю комнату, подхожу к комоду, беру лежащий там предмет, прежде чем вернуться к ней.

— Вот, — я протягиваю ручное зеркальце, вырезанное из дерева и украшенное бронзовой филигранью по отражающей поверхности.

Она берет его у меня дрожащими пальцами, а затем, резко вдохнув, полностью опускает марлю и поднимает зеркало к лицу. Слезы наворачиваются на оба ее глаза — красивого зеленого и молочного цвета, с все еще заживающим красным порезом на коже. Они стекают с ее ресниц и каскадом скользят по щекам.

— Я-я… — Ее рука и зеркало дрожат, пока она не роняет его. Вместо того чтобы приземлиться ей на колени, оно ударяется о край матраса и с треском падает на пол, когда хрупкое зеркало разбивается, образуя трещину прямо посередине.

Взглянув на лицо Руэна, я мысленно вздыхаю с облегчением, когда он продолжает спать. Какое бы тонизирующее средство ни дала ему Македония перед тем, как мы перенесли его обратно сюда, оно действует божественно — или волшебно. Я наклоняюсь и поднимаю зеркало, прежде чем положить его на тумбочку.

Мейрин продолжает плакать, ее плечи сотрясаются от рыданий, несмотря на то, что слезы остаются беззвучными. Я наклоняюсь ближе и беру ее руки в свои. — Все будет хорошо, — говорю я ей.