Книга Прибежище из серы и тьмы, страница 62 – Люсинда Дарк

Поворачиваясь к ней спиной, я сжимаю свои окровавленные руки в кулаки по бокам. Еще больше усиков силы выскальзывает из пределов моей плоти, чтобы обвиться вокруг моих боков, защищая, оберегая. Как будто тени, которые живут внутри меня, чувствуют надвигающуюся битву.

Где-то в этих лесах я нужна своей дочери. Образы моих пауков снова проносятся у меня в голове. — У меня нет на это времени. — Я делаю шаг назад и оборачиваюсь, пытаясь понять, как далеко мы ушли от того места, где я была изначально.

Снежные вихри обрушиваются все сильнее, и темные выступающие деревья, которые торчат из земли, как ножи в мясницкой лавке, окружают меня, кажутся толще, чем раньше. Как будто они тоже хотят удержать меня в этом месте.

— Если ты пойдешь к ней, она умрет.

Я замираю. Слова произносятся почти шепотом, настолько тихим и хриплым, что нет сомнений, откуда они исходят.

Медленно, еле заметными движениями я поворачиваюсь обратно к мужчине, поднимающемуся с земли. Кэдмон такой, каким я его никогда раньше не видела. Растрепанный. Его одежда порвана. На губе кровь, лицо наполовину распухло и в синяках. Я позволяю льду наполнить мои вены, когда смотрю в темные глаза, которые знаю с детства.

Только эти слова могли остановить меня. Только угроза жизни моей дочери заставила меня хоть на секунду остановиться, и, о, как я ненавижу его за это. Его сила, в отличие от многих других, имеет огромное значение. Это одна из главных причин, по которой мой отец держит его так близко.

В отличие от многих других представителей нашей расы, дар и проклятие Кэдмона — это знание. У будущего много путей, и только он может видеть их все. Возможно, если бы я не была так охвачена желанием защитить своего ребенка и яростью за него, я могла бы догадаться, что это и было его причиной.

Хотя это не стирает его предательства, какая-то скромная часть меня — какой бы маленькой она ни была — понимает, что, должно быть, именно поэтому он забрал ее.

— Что значит — она умрет? — Спрашиваю я.

Кэдмон проваливается одной ногой в плотно утрамбованный снег и чуть не падает из-за своих усилий. Я не двигаюсь вперед, чтобы помочь ему, и, к моему легкому удивлению, Македония тоже этого не делает. Мы с другой женщиной вместе наблюдаем, как Кэдмон с трудом поднимается на ноги, а затем на мгновение покачивается.

Его глаза настолько опухли, что из-за крошечных щелочек их почти невозможно разглядеть. Каким-то образом, однако, ему удается, спотыкаясь, пересечь поляну, пока он не оказывается в нескольких футах от меня. Он останавливается и поднимает руку, когда ветер доносит до меня запах крови и пота.

— Посмотри сама, Ари, — бормочет он, его голос по-прежнему едва различим. Без сомнения, ему потребуются дни, чтобы оправиться от пережитого.

Я получаю огромное удовольствие от этого факта, когда протягиваю руку и хватаю его за ладонь. Я сжимаю его пальцы до тех пор, пока его кости не угрожают разлететься вдребезги. К моему крайнему отвращению, Кэдмон даже не вздрагивает. Проходит мгновение, затем второе, на третье несколько образов врезаются в мой разум. Древняя сила. Древняя и изнурительная, особенно с учётом боли, которую она принесёт ему в ближайшем будущем; я подавляю любую тень прежней жалости к некогда близкому другу и той цене, которую ему придётся заплатить за то, что он поделился своими видениями со мной.