Книга И всюду слышен шепот Тьмы, страница 144 – Джой Моен

Выдуманная на ходу мелодия наполняла сердца всех присутствующих любовью, трепетом, оставляющим на языке сладость меда, но вместе с тем горчинку сожалений и скорби. Сеголен замерла на полпути, тяжело дыша, ей так смертельно захотелось домой, в Астрал, поговорить с отцом, прилечь на могилах детей и как следует прожить свое горе…

Чувствуя себя крысиным королем, ведущим свою армию туда, где зазвучит дудочка, Зоэ-Моник Гобей направилась в Астрал, прямо в расставленные для принцессы теней силки, клетку, созданную королем Максансом Дю Тревиллем для своей дочери, сотканную из тьмы. Стоило только Сеголен появиться в теле Арлетт Пинар, как путы обуяли ее с ног до головы, лишая возможности использовать дар, сковывая движения. Рыча и ругаясь, женщина билась в силках, будто загнанный дикий зверь, которому ничего не оставалось, кроме как молить о пощаде перед смертью.

– Отец, это ведь я, твоя дочь Сеголен, отпусти меня, и мы поговорим, прошу. Я так сожалею, отец.

– Видят Богини, я был бы счастлив сбросить оковы, дать еще один шанс, но то, что ты сделала со всеми этими существами, – немыслимо. Я был бы рад притвориться глупцом настолько, чтобы поверить и в твое раскаяние, но не могу. Ты никогда не изменишься, больше нет.

В тронном зале, помимо королевского трона на одну персону, камина, полного пепла, и статуй богинь, теперь располагался на золоченых подножках стеклянный гроб, тот самый, что видела Моник в роще под горой. Тело Сеголен по-прежнему хранилось в нем, ожидая возвращения хозяйки. Беньямин Де Кольбер помог девушке присесть на низкую софу, а сам встал подле короля теней, напротив полупрозрачной клетки, сверля принцессу взглядом. Громогласный голос Максанса Дю Тревилля отскакивал от высокого потолка и стен, но казалось, что слова даются мужчине с трудом, толстый панцирь, наращенный с годами, вот-вот лопнет, явив нежную мякоть, словно спелая тыква на грядке.

– Но папа, если бы ты знал, как порочны их сердца, как сами они желали смерти, напрочь запутавшись в грехах, лжи и грязи…

– Да, они были неидеальны, но едва ли хотели умереть таким образом. Андре Вашон, Арлетт, и богини ведают, кого еще ты убила, поспорили бы с тобой, если бы могли, но ты не дала им и шанса, – подала голос Моник, огрызаясь в ответ.

Бесшумными мышами в зал вошли слуги – Эдуар Леконт и Морисетт Самсон, не решаясь поднять на принцессу головы. Морисетт испытывала противоречивые чувства, девочка была ей словно родная дочь, женщина находилась подле каждую свободную минуту, хоть и понимала, что клетка – вынужденная мера, но не могла полностью смириться, что некогда столь чудесное дитя превратилось в монстра, терзающего чужие тела и души. Сеголен оскалилась, вонзив когти в черные, клубящиеся вокруг тени, будто выплевывая слова, сменив милость на гнев:

– Что ты знаешь об идеальности, жалкий сосуд?! Эти девочки были полны гнева, и я дала им то, чего они жаждали больше всего на свете, – отмщения. У таких, как они, кишка тонка сделать что-либо без моей помощи. Ах ты, маленькая дрянь, ты могла бы быть идеальным дополнением, с твоими способностями мы вычистили бы мир от этих слабых, развращенных и глупых существ. Ты наверняка видишь меня единственным злом, избавься ты от которого, все беды закончатся. Что ж, у меня для тебя сюрприз напоследок, одной мне было не справиться. Нужен был еще один мятежный дух, столь же сильно желающий расправы. Отец, открой гроб и дай ей прядь моих волос, пусть призовет всех слуг!