Книга Кровь для мотылька, страница 99 – Джой Моен

– Мне знакомы чувства, которые ты сейчас испытываешь. Жаль, что первая любовь всегда заканчивается разочарованием.

– Какие красивые стихи… Кто была той, что разбила твое сердце?

– О, их было предостаточно.

Глядя на нахмурившуюся ведьму, мужчина рассмеялся.

– Не удивляйся, я же француз. Однако была та, которую я запомнил на всю жизнь. Она была автором этих стихов.

– Как интересно! Расскажи! – попросила девушка, усаживаясь рядом на бревно, подготовленное для распила, подобрав подол платья. Мужчина хохотнул, почесывая плечо.

– Дама твоего возраста ожидает романтичной истории с драматичным концом, но увы, это не из той оперы. Ее звали Луиза Шарли – дочь лионского канатчика, богатая, образованная женщина. Луиза вела открытый и свободный образ жизни, даже будучи замужем, ее дом посещали литераторы, музыканты и художники. Однажды мне даже удалось проникнуть в ее тайный литературный салон, но я был слишком молод, так что шансов никаких. К тому же она слишком растрачивала свой пыл, раздавая любовь направо и налево, и поверь, предметом ее воздыхания был отнюдь не муж. Ее сердце было вечно разбито, но какие же она писала стихи! После того как ее муж разорился, они покинули свой дом, переехав в старое поместье матери, больше я о ней ничего не слышал. Забавно, но некоторым не давала покоя ее слава, один профессор, Мирей Юшон, опубликовал монографию о том, что на самом деле никакой Луизы Лабе́, псевдоним, под которым было известно ее творчество, не существовало. Как же я смеялся тогда.

Эгон прислонил топор к бревну, на котором сидела ведьма, и опустился на землю, положив локти на колени. Только тогда Элайн заметила, что левая рука мужчины была странной, на нее словно натянута толстая перчатка на тон темнее его кожи, будто загар; это было бы вовсе не заметно, если бы не край перчатки, обручем обхватывающий руку выше локтя. Слуга Де Кольберов проследил за взглядом девушки, поднял левую руку и продемонстрировал, что пальцы не сгибаются до конца, не имея возможности образовать полноценный кулак.

– Что с твоей рукой?

– Это протез. Вместо правой ноги тоже. Их отрубили в наказание за сироубийство.

– Разве регенерация есть не у всех вампиров?

– Какой в этом смысл, Мотылек? Де Кольберы заставят меня пройти через это снова. Я научился с этим жить. Мои шрамы – напоминание моих грехов, которые мне не позволено забыть. Это знаю я, это знает Иштван. Еще вопросы?

Эгону было невыносимо видеть в глазах посвященных в его тайну существ жалость. Он бы отдал еще одну руку и ногу, лишь бы они прекратили воспринимать его как сломанного мальчика, из которого он давно превратился в сильного мужчину, умеющего ломать шеи врагов одним движением пальцев.

– Прости, я не хотела проявить неуважение или обидеть тебя своим интересом. Ты поэтому носишь маску?

– Хочешь посмотреть? – с вызовом ответил Эгон, сверля голубыми глазами засмущавшуюся Элайн. Она в самом деле не хотела его обидеть, но любопытство, как всегда, пересиливало тактичность. Несмело кивнув, девушка с замершим сердцем, забывая о необходимости дышать, наблюдала, как Эгон снимает маску. Мужчина закрыл глаза, не решаясь смотреть на искаженный страхом и отвращением лик девушки, но когда поднял веки, увидел, что воображаемых им эмоций не отразилось на ее лице.