Книга Война и потусторонний мир, страница 116 – Дарья Раскина

Петр сжался, считая мгновения. Сейчас, сейчас… На голову ему легла ледяная рука, а кожи коснулось, примеряясь, лезвие топора. Ведьма даже не собиралась освобождать его ради разделки!

Не дожидаясь судьбы зайца, Петр вскинулся и от души полоснул темляком куда пришлось. Пришлось по щеке, там немедленно вскрылась кожа, являя черноту под нею. Ведьма с визгом отпрянула, прикрываясь, и второй удар темляка пришелся по ладони. Петр успел выдрать из пальцев ключи, прежде чем она отбежала. Первый же ключ отпер замок, так что кандалы упали.

Петр намеревался бросить связку в сторону Лонжерона, но ведьма, уже оправившись, ударила в ответ. Ухнул камень, Петра швырнуло к стене и садануло так, что на голову посыпалась утварь, а следом грохнулась и полка, едва не переломив спину. В ушах загудело, в глазах сверкнуло, но Петр успел ухватить эту самую полку и выставить вроде щита, как раз когда ведьма атаковала снова. Каменный кулак пришелся ровно в деревяшку. Та взорвалась в щепки, но приняла на себя большую часть ведьминской злости. Не дожидаясь новой атаки, Петр ухватил, что попалось под руку, и метнул. Котелок полетел вперед, завывая. Ведьма отбила. Воодушевившись, Петр бросил еще. И еще. Звенело стекло, гремело железо, что-то жадно разбивалось, трещало и бухало. Но долго так длиться не могло, снаряды кончались. Дождавшись его замешательства, ведьма с рычанием ударила изо всей силы.

Петра подхватило, вмяло в стену и пришпилило – ведьма проделала тот же трюк, что и с Лонжероном, даже нож в ее руке теперь был тот же. Разве что распятый Петр предполагался не на зимнюю заготовку, как упырь, а для подачи прямо на ужин.

Ведьма приблизилась, заглянула в лицо. Петр смог рассмотреть обидчицу в деталях. Мягкий овал лица с белой, чуть синеватой кожей, ровные брови, раскинувшиеся, словно крылья, тронутые розовым губы и гладкая шея – все в ней было хорошо, только принужденно: будто украдено у красивых женщин и силой слеплено вместе.

Ведьма осклабилась, открывая рот. Между челюстей вместо языка у нее мелькал почерневший обрубок. Пахнуло гнилью. Хотелось отвернуться, но мышцы задубели. Петр не смог двинуться, даже когда в мундир сбоку что-то остро надавило. Ведьма прижалась вплотную, будто в страсти, и двинула рукой.

Странно, но боли не было. Только пустота. Что-то холодно вошло под ребра, назойливо, так, что захотелось смахнуть, исторгнуть. Петр дернулся, но понял, что не может вдохнуть, казалось, легкое лопнуло и висит в груди печально и сдуто.

На полу что-то мелькнуло. Это были крысы, которых отпустил Лонжерон. Они метнулись с резким визгом, но вместо того, чтобы удрать, бросились на ведьму. Две вцепились в черные волосы, одна прыгнула на лицо. Блеснули зубы и клыки, брызнула, разрываясь, кожа. Ведьма взвыла, пошатнулась, стала царапать себя, сдирая грызунов, но те не давались.

Внезапно освобожденный, Петр попытался вытащить нож, но, к своему удивлению, рухнул на пол. Ноги подогнулись, не слушаясь, в боку залпами стреляло. Прижимая ладонь к мокроте, проступавшей на мундире, он дернулся вперед, туда, где виднелось железное кольцо портала.

Задыхаясь, он подумал, что оглох, – но нет, все и вправду стихло. Ведьма стояла посреди комнаты, неуклюже дергаясь и растопыривая руки, и слепо ощупывала воздух. Глаза ее заливала кровь, изо рта вырывались утробные звериные звуки. С хрустом она наступила на мертвую крысу и вздрогнула – из ладоней вырвался каменный столб, ударил невпопад, сметая пол и лавки. Снова и снова. В избе все поднялось вверх дном, лопнуло окно, сорвалась заслонка. Огонь в печке загудел и взвился, искры посыпались и отправились танцевать по полу. Пламя лизнуло стол, прыгнуло на гроздья одежды под потолком и, распространяя запах горелой полыни, резво побежало на крышу. Затрещали доски. Дым стал заполнять избу, стремительно и густо.