Книга Война и потусторонний мир, страница 122 – Дарья Раскина

Стало тихо. Петр полежал, оценивая свое самочувствие. Голова не кружилась, дыхание шло спокойно. В боку жгло, а порой и простреливало, будто там залегла горячая змейка и то и дело покусывала, но было терпимо. Пожалуй, через некоторое время можно попытаться сесть.

– Дайте-ка я проверю вашу рану, – предложила, подходя, Татьяна. Кажется, она совсем не удивилась, заметив, что он не спит. – И снимайте одежду, она пришла в негодность.

Петр оглядел прорванную и закопченную рубашку. Он хотел было заметить, что не имеет при себе смены, но Татьяна уже обратилась к одной из ящерок.

– Почините гостю дорожное платье, будьте любезны, – сказала она сухо.

Девушка, с поклоном приняв у изумленного Петра мундир и рубашку, подошла к стене и мигом исчезла в ней. Слилась с камнем, будто растворилась!

– А вы, – Татьяна обратилась к остальным, – больше не понадобитесь. Благодарю.

Девушки поклонились и сверкающими камушками упали на блюдо.

Петр лежал, все еще впечатленный увиденным, когда Татьяна, вооружившись банкой мази, подошла ближе.

– Ну, что скажете о знакомстве с моей родней? – спросила она, явно давая понять, что притворство Петра ее не обмануло.

Петр приподнялся на подушках и стянул одеяло, давая ей доступ.

– Скажу, что вы сильно отличаетесь мировоззрениями от своих близких.

– На ваше счастье.

– И на этот раз вы правы, – усмехнулся Петр и с шумом втянул воздух, когда Татьяна дернула край присохшей ткани. – Ваша тетя особенно строга.

– Разочарование очерствило ее.

– Разочарование?

Татьяна критически оглядела рану и принялась заново наносить мазь.

– Когда-то, еще в юности, она слишком увлеклась живым. Привела его сюда, отдала все свои богатства, научила тайнам горного искусства, а он все равно предпочел другую.

– Отказ может разбить сердце, это правда, – сказал Петр, стараясь не вдыхать особенно глубоко, чтобы ненароком не позволить стону сорваться. На вопросительный взгляд Татьяны он пояснил: – Я тоже имею несчастье быть брошенным невестой. И хоть пылкой любви между нами не было – только договоренность, – все же ее побег оставил горькое послевкусие. Так что вашу тетю я понимаю.

– Хотите сказать, вы тоже превратили того, кого любили, в каменную глыбу, а соперника выгнали из дома, предварительно вырвав ему язык?

– Нет, нет, ничего подобного, – ужаснулся Петр, содрогаясь. И тут же его осенила догадка: – Стойте, не та ли это ведьма…

– Синюшка? Да, она самая. Вас угораздило потерпеть крушение ровно у ее колодца. – Татьяна затянула повязку и отступила, вытирая руки платком. – Ну, готово. Боль сейчас стихнет.

– Благодарю вас. – Петр скосил глазами на пылающий бок. – Как там?

– Мазурку вам не танцевать еще порядочно, а вот отобедать с нами вполне будете способны.

Петр облегченно кивнул. Он и сам чувствовал, как с каждым вдохом силы приливали и мысли прояснялись.

– Мои друзья, – сказал он и мимолетно подивился, как легко и естественно слетело с губ это слово, – правильно ли я понимаю, что они в безопасности?

– Думаю, да, – подтвердила Татьяна. – Маменька не захочет ссориться с Иверией.

– Прекрасно. Поручение императрицы и вправду срочное, обсудить за обедом будет самым удачным. Если позволите спросить вашего совета… к кому лучше обратиться с разговором?

– Говорите с маменькой, – ответила Татьяна, – тетя не охоча до незнакомцев. А кроме того, матушка хоть и средняя сестра, но в хозяйственных делах у нее здесь главенство.