Книга Война и потусторонний мир, страница 138 – Дарья Раскина

«Отчего я такой трус? Если мне только представится возможность – я клянусь, я последую вашему примеру!»

Глупый… глупый…

Петр обхватил худое тело руками, прижал. Шатаясь, поднялся. Подался вперед, потом назад, но это было бесполезно: куда идти, если со всех сторон белая вата? Мир перекувырнулся, «вперед» и «назад» потеряли смысл, вокруг смыкалось плотное душащее одеяло.

И тут вдалеке послышался тонкий, тоскливый лисий вой. Он беспокоился и звал туда, где ждали. Петр переставил одну ногу, вторую. Снова и снова. Он шел, спотыкаясь, до тех пор, пока в редеющем тумане к нему не метнулась, изрыгая проклятия, клыкастая тень и не выхватила лиса из рук.

Петр опустился на обгорелую землю, рядом с родником. Мысли вязли. Кажется, ноги его потяжелели до валунов, и он упал лицом во что-то ледяное и журчащее. Кажется, последним усилием он опустошил шкатулку в воду. «Угорь, угорь, сон свой сбрось…»

Тело медленно и неотвратимо превращалось в камень, и, когда он закончил шептать, губы застыли. Сквозь соль в глазах он видел, как рыжее тело уложили на землю, как Лонжерон разорвал мундир, как Татьяна ощупала грудь и шею – и как отступила. Как Лиза склонилась, но из горла ее вырвался не плач, а тот самый звериный вой. А в следующее мгновение девушка исчезла – легкое белое платье вспорхнуло и опало, а на ее месте закружилась чернобурая лиса. Ткнувшись носом в бездвижную морду, она снова взвыла, на этот раз отчаянно-коротко, и метнулась в сторону леса. Рассветные блики прыгнули по серебряным всполохам гладкого меха между деревьев.

Петр взглянул на Елисея, но сознание его, видимо, ускользало. Потому что вместо лиса на земле перед ним теперь лежал человек. Мальчик лет семнадцати в капитанском мундире, с копной рыжих волос и смешным длинноватым носом. Тонкая бледная кожа горела искрами веснушек. На подбородке засохла чужая кровь.

Все поблекло. Не стало больше ни рыжего, ни зеленого, ни золотого. Петр силился открыть глаза, но его окончательно сдавил со всех сторон серо-могильный камень.

– Да где же она, проклятая станция?

– Мы в третий раз проезжаем эту засохшую березу, Ягина, мне кажется, нас кружит.

Александра обернулась. Лес вокруг обступал плотной заставой, их небольшая процессия из всадника на лошади и коляски едва продиралась по лопухастой тропинке, то и дело причавкивая от грязи подступающего болота. Преодолев мост и проехав по выжженному ущелью, они ненадолго напитали силы ярой зеленью леса, но вскоре бешеная скачка дала о себе знать изнуряющей сонливостью и песком под веками. Константину было хуже всех. На его долю пришелся самый мощный змеиный огонь, так что спина его и плечи были обожжены едва не до кости, а воды в коляске не нашлось и глотка. Все жаждали передышки, и наездники, и кони. Но не ложиться же в колючки?

Александра похлопала Делира по шее, и он остановился.

– Позвольте, я поскачу вперед и гляну, что там? Возможно, найду дорогу?

Ягина посмотрела с сомнением.

– Вы с каждым днем сильнее пахнете живым духом, Саша. Вас могут заметить.

– Я буду осторожен, – уверила Александра, прихватывая бока Делира коленями.

– Ищите указатель на станцию и не сходите с дороги, – крикнула вдогонку Ягина. – Увидите смотрителя – не подходите, нельзя сказать, не откусит ли он голову живому. И главное – главное, Саша! – держитесь подальше от болота!