Книга Узы Белого Лотоса, страница 145 – Адела Кэтчер

Сун Цин выпрямляется и встает рядом с ним. Дождь усиливается, и она кивает на храм, на территории которого они находятся. На пустой террасе под навесом они и укрываются от осенней непогоды.

Становится темно. Капли шуршат по опавшим осенним листьям. Цай Ян почему-то вспоминает далекий день из детства, когда Сун Цин прогнала от него собаку и привела его в приют «Белый Лотос». Тогда лил такой же дождь.

– Фа Цаймин хочет, чтобы я легла в больницу, – говорит Сун Цин, прислонившись спиной к деревянной колонне, подпирающей навес.

Цай Ян поворачивает к ней голову. Эти слова прозвучали словно гром, под стать начавшейся буре.

– Что? – спрашивает он. – Но ты же хорошо себя чувствуешь! Сама говорила!

Внутри холодеет. Несмотря на прошедшее время, в памяти слишком свежи воспоминания о тех месяцах, которые он безвылазно проводил в больнице, пока Сун Чан еще был под наблюдением докторов. Цай Яна тошнит от больниц, запаха стерильности, шагов врачей, к которым каждый раз приходилось прислушиваться, ожидая новостей. Сун Цин только вернулась домой. По тому, как быстро она приходила в норму, Цай Ян сделал вывод, что теперь все будет только лучше с каждым днем. Зачем Фа Цаймин настаивает на том, чтобы положить ее в больницу?

– Мне нужно обследование, – объясняет Сун Цин спокойно. – Пожалуйста, не смотри на меня так. Я не умираю, не надо делать это лицо.

– Какое у меня лицо? – бормочет Цай Ян, опуская голову и глядя на то, как постепенно расцветают в траве и листве пятна луж среди плотно стоящих могил.

– Вот такое, – отзывается Сун Цин. – Я восемь лет провела в лесах, ела непонятно что, жила непонятно как. Не мне тебе объяснять, что это значит.

– Ты сама врач, – возражает Цай Ян, прекрасно осознавая, какой это слабый аргумент. Просто он, как ребенок, не хочет признавать правду – а именно то, что в словах Сун Цин есть смысл, и он весомый.

– Я что, сама себе рентген и лаборатория? – с сарказмом спрашивает Сун Цин. – И мне нужен курс препаратов, чтобы быстрее восстановить иммунитет.

– Я умею делать уколы.

Сун Цин усмехается и, оттолкнувшись руками от колонны, у которой стояла, подходит ближе.

– Цай Ян, ты как маленький, честное слово. Я ценю то, что ты готов мне помочь. И знаю, что ты хочешь, чтобы я осталась дома. Но так это будет быстрее. Я не хочу снова втягивать в это тебя. И! – громче добавляет она, едва Цай Ян успевает открыть рот. – Даже не спорь со мной, я тебя сейчас тресну.

Она права. Тысячу раз права. Цай Ян не без глаз – он видит, насколько она слабая и худая, знает, что она не может нормально питаться, до сих пор опасаясь того, как организм может отреагировать даже на самые простые продукты. Цай Ян когда-то провел на улице не больше недели, будучи ребенком, и все равно помнит, каково тогда было возвращаться к обычной еде, теплу, жизни под крышей. А тут – восемь лет.

– Хорошо, – выдыхает он. – Я тебя понял.

Сун Цин улыбается и, ухватив его за рукав куртки, слегка встряхивает.

– Даже А-Чан отреагировал спокойнее. Я никуда не деваюсь, приходи хоть каждый день, если тебе делать нечего.

Цай Ян усмехается, убеждая себя, что все хорошо. Это просто вынужденная мера, чтобы Сун Цин поскорее пришла в норму. Это не снова больницы, врачи, круговерть бессонных ночей. Совсем другое. Сейчас все иначе. Сейчас не болеет так часто А-Бэй, как когда был маленьким, и Цай Ян спал интервалами по двадцать минут, потому что подскакивал, чтобы проверять, как он, а потом и вовсе перестал относить мальчика в его кровать. Чем бегать к ней, проще было положить А-Бэя спать рядом, чтобы прислушиваться, как он дышит, и успокаивать этим выпрыгивавшее из груди сердце.