Книга Солнцестояние, страница 24 – Кэтрин Болфинч, Александра Нокс, Юлия Мухина, и др.

– Выходи, не бойся, матушка твоя пришла с тобой познакомиться да именем тебя одарить. – Ведана вновь повернулась к дереву, поглаживая, словно кожу младенца. Зашумела яблоня пуще прежнего, стряхивая с себя листья и дикие яблочки. Не пойду! Не любит она меня, бросила во сыру землю и забыла. Я хотела домовым сделаться, не пускает!

– Люблю, люблю, моя маленькая! Не бранись на меня. Я хотела назвать тебя Ергой, но не успела, – заплакала девица, завыла.

После слов Айки яблонька успокоилась, из-за дерева высунулось прехорошенькое личико игоши, обрамленное светлыми, будто у ангелочка, волосами. Розовое тельце, все в царапинах и кровоточащих ранах, сжималось, сокращающиеся мышцы расслаблялись, помогая духу перемещаться, будто гигантской личинке, а вместо конечностей при каждом движении тряслись короткие отростки бурой плоти. Ведана разрывала голыми руками траву подле яблони, пока не наткнулась на маленькие детские косточки, аккуратно сложенные вместе. Затем сняла с шеи свой крестик и передала Айке, легонько подтолкнув ее в спину. Слезы медленно струились по щекам девицы, она опустилась подле игоши на колени и надела дрожащими руками на шею дочери простенькое украшение и осенила знаменем ночную тьму.

– Покойся с миром, любимая Ерга.

– Мы уведем ее туда, где ее душа будет свободна, Айка, но ты должна пообещать, что не забудешь о ней, станешь навещать, и обязательно ставь еще одну тарелку каждый раз, садясь за стол. А теперь иди, ложись рядом с мужем, ваш сон больше никто не потревожит. – Ведана прошептала молитву напоследок и отпустила раскланявшуюся в благодарностях хозяйку избы.

– Спасибо, ворожея. Вся злоба из меня испарилась, и я готова идти с вами. За твою доброту проси чего хочешь, – сказала игоша, когда Углешка взяла ее на руки и запеленала в подол своего одеяния.

– Мне бы зуб твой, Ерга. Коли не жалко.

Дав молчаливое согласие, игоша разинула рот с кривыми пеньками гнилых зубов. И не поморщившись, Ведана просунула руку, выкорчевала с корнем из мягкой десны один из них и тут же сунула в котомку, замарав в чужой крови не только рукав, но и платье и даже дорожную суму.

– Для чего тебе все это надобно, Ведя? Неужто для обряда защиты? – задорно спросила Углешка, укачивая прикорнувшую игошу.

– Для него самого. Так написано в книге матушки. Волосы повинной матери, ивовый пруточек, пучок полыни, трава мертвых и непременно три дара. Первый – забранный силой, второй – что дух сам пожертвовал, и последний – того, кто ритуал проводить будет, но с этим всегда успеется, а теперь идем через кладбище в поле, где мужики нечисть видели. Сейчас самое время. У тебя еще поленья остались?

Собрав по пути плесень и мох с могил, Ведана оставила Углешку у кладбища, чтобы вернуть игошу туда, где ей и положено быть, а сама развела большой костер, освещающий теперь всю округу. Ырка боится огня, однако, если сделать все правильно, он явит себя, несмотря на опасность. Вытащив из котомки ножичек, ведунья провела лезвием от запястья до локтя, позволяя крови стекать и впитываться в землю-матушку, покуда приторный манящий запах не достигнет злого духа.