Книга Форчекинг, страница 34 – Камила Соколова

Мы рассмеялись, вспомнив реакцию Роба на мальчишек, которые пытались приглашать Мишу на свидания.

— Ты полегче с ней.

Голос Тима был тихим, а в глазах плескалось беспокойство.

Черт возьми, он решил, я мучаю ее или что?

— Не переживай, она не такой уж нежный цветочек, как ты думаешь, — сказал я, и в голове всплыли картинки ее поцелуя с волосатым хлыщом. Я передернул плечами.

— Как с ребятами? Сыгрался? — я снова предложил перевести беседу в хоккейное русло.

Кажется, Тимур понял меня.

— Да, вполне. Хорошие ребята, креативные, — он ухмыльнулся. — Шутки у них такие забористые, что я краснею, как пятнадцатилетняя девочка.

Я рассмеялся:

— Поделись парочкой.

— Сначала ты начни свой предсезонный, потом обменяемся.

Я хмыкнул.

— Признайся, у тебя тряслись поджилки сегодня? — шутливо спросил я, но мне нужно было знать.

— Конечно, — Тим улыбнулся, — первую минуту. А потом все как всегда: отключаешь все страхи — и вперед.

Я выдохнул, и внутренняя пружина чуть ослабла.

Тимур взглянул на часы:

— Все, я побегу. Давай. Жду тебя послезавтра в ледовом.

Я кивнул, и мы попрощались.

Идти домой не хотелось. Мысль о том, что придется провести вечер с Мишей наедине в одной квартире, одновременно пугала и будоражила меня. Не хотелось думать и разбираться, почему мне не все равно, поэтому я допил пиво, махнул официантке, чтобы принесла еще одно, и направился к блондинке, которую заметил, как только вошел. Проводить эту ночь в одиночестве мне не хотелось.

Холодный воздух ледового дворца приятно обжигал мне ноздри. Я чувствовала знакомую тяжесть хоккейной формы, на ногах коньки, а под подбородком защелкнута застежка от шлема. Вокруг было темно, только скудно подсвечивалась ледовая площадка. Я оглянулась в поисках знакомых лиц, но на льду больше никого не было. Странно. Зазвучала громкая музыка, я вздрогнула и толкнулась правой ногой, но скользящего движения не получилось. Я нахмурилась и посмотрела вниз — к каждой ноге была привязана гиря. Что за чертовщина? Я наклонилась, чтобы получше рассмотреть тяжелую ношу, которая не давала мне двигаться. Включился свет, заморгал яркими вспышками, переливаясь всеми цветами радуги. На секунду мне показалось, что я ослепла, но через некоторое время мои глаза привыкли, и на другом конце коробки, где-то в сорока метрах от меня, стоял отец. Спина покрылась холодным потом. Что он здесь делает? Он же умер. Я сглотнула ком в горле и прищурилась. Отец улыбнулся мне и расставил руки, как всегда делал, когда я была совсем маленькой. Глаза защипало, и я дернулась вперед, но гири не давали мне двигаться.

— Папа! — крикнула я. — Это и в самом деле ты?

Он рассмеялся, а у меня покатились слезы; таким знакомым был этот смех.

— Миша-малыша, иди сюда, — позвал он меня, но я снова не смогла сдвинуться с места.

— Я не могу! — крикнула я ему. — У меня на ногах гири.

— Иди ко мне, — снова позвал он и поманил пальцем.

Я попробовала двинуться, но гири крепко удерживали меня. Я толкнулась сильнее, мышцы напряглись — никакого эффекта. Тогда я напрягла каждый мускул и рванула — ничего. Я старалась еще и еще, но продолжала стоять на месте. Подняв голову, я обнаружила, что отец уже повернулся спиной и двигался в противоположном направлении. Что это? Почему он уходит?

Погасли яркие вспышки, которые расцвечивали лед. Снова трибуны погрузились во мрак, оставив гореть несколько фонарей вокруг коробки.