Книга Призрак дождя, страница 92 – Полина Верховцева

Мне повезло. В самом низу я сначала нащупала шершавую ручку, а потом осторожно шагая пальцами, опознала металлический изгиб серпа. Вернувшись к люку, я просунула кончик изогнутого острия в щель и начала медленно двигать, в попытке найти задвижку.

Мне бы ее только подцепить. Сдвинуть так, чтобы никто не услышал…

— Ты что творишь? — внезапно раздалось у меня над головой, — опять сбежать надумала! В этот раз, гадина неблагодарная, у тебя ничего не выйдет.

С испуганным воплем я отпрянула, потеряла серп, налетела спиной на полки и, больно ударившись, повалилась на пол. А сверху, зло крича и обзывая меня последними словами, добрая молочница Мотя со всей дури дубасила клюшкой по полу. Сквозь неплотно подогнанные половицы на меня сыпался песок, от грохота и страха закладывало уши.

Потом послышался скребущий звук, будто двигали что-то тяжелое.

— Все, теперь не сдвинешь, как не пытайся, — рассмеялась она, — а то, как брюхо за наш счет набивать, так первая, а как долги возвращать, так бежать собралась. Мерзавка!

Молочница продолжала возмущаться, а я сидела на полу и горько рыдала, уткнувшись лицом в колени.

Всхлипы становились все громче, я не могла с ними справиться, чем очень раздражала свою тюремщицу.

— А, ну замолчи! — зарычала сверху молочница, — не хватало еще чтобы твои вопли услышали те, кому не положено! Не для того тебя возвращали, чтобы Вершителям в лапы отдавать.

Кто такие Вершители – я не знала. Да и плевать мне было. Хоть Вершители, хоть «мирные» жители острова — никакой разницы. Все они видели во мне не человека, а лишь средство для достижения целей. И жизнь моя не представляла никакой ценности ни для тех, ни для других.

Брейви-Бэй слишком привык жить сытно и в достатке, и теперь, когда природа дала сбой и устроила жестокое испытание, они искали виноватых и утешали себя мыслью, что стоит принести жертву и все наладится.

Чудовищное суеверие, и я в самом центре. Тонула, барахтаясь из последних сил, но с каждой минутой все сильнее накрывала безысходность. Я одна, и никто меня не спасет.

— Еще хоть что-то услышу, отхожу по хребтине, так что шевельнуться не сможешь? Уяснила?

Я притихла и, закусила губу, глотала очередной всхлип, прекрасно осознавая страшную правду. Никому я тут здоровой не нужна, в жертву можно принести и калеку.

Тетушка Мотя для верности еще раз обругала меня и, убедившись, что я замолчала, ушла в другую часть дома, тяжело шаркая ногами.

Вокруг меня снова осталась лишь одна темнота.

Я больше не пыталась вскрыть задвижку — даже если мне это удастся, молочница подстраховалась, придавив люк чем-то тяжелым. Последняя надежда — это дождаться, когда меня вытащат из подпола и попытаться сбежать.

Время тянулось бесконечно медленной патокой. В подвале было не понятно день сейчас или ночь. Жизнь замерла. Оставалось только ждать.

Я дремала. Не могла заснуть, но и в полноценный сон не проваливалась. Дрейфовала на поверхности, порой не различая, где явь, а где грезы. То шла по узкой дороге, ведущей к старому приюту, то бродила в парке среди каменных драконов, то ощущала духоту заплесневелого подвала.

Еще снился дождь, ласковый, теплый, пытающийся утешить и забрать себе мои страхи. С ним я улыбалась, и мне было хорошо.

А потом наверху скрипнула дверь и раздались чужие голоса.