Онлайн книга «Игра тени и света»
|
А раз так, почему она, воспитанница профессора, образованная молодая женщина, наставница в школе для девочек, защищенная статусом, положением и протекцией самого губернатора, должна кого-то бояться? Она и не боялась. Смеялась, пила шампанское, улыбалась Хардину и его приятелям. Даже поспорила с одним из них, доказывая, что болотный мох – симбионт, а не паразит, и, разумеется, выиграла спор. Она чувствовала себя хозяйкой положения, центром внимания, особенной, желанной гостьей. И потому, ослепленная собственным сиянием, не заметила, когда все пошло наперекосяк. Зато заметила я. Выросшая в приюте, рано повзрослевшая на рабочих улицах Нью-Эрли, я знала, что никому – никому – нельзя позволять заходить себе за спину. Особенно когда человек улыбается так. Когда переглядывается с приятелями, многозначительно бросая взгляды на широкую кушетку. Когда в большой и шумной оранжерее ты одна, и никто, даже слуги в гостиной за дверью, не услышит криков о помощи. А может, и отвернутся специально, не желая рисковать хорошим местом. «Обернись! – захотелось мне закричать во все горло. – Обернись, обернись!» Но Мэделин Уайтинге, профессорская любимица, выросшая в благополучии, заботе и ласке, не обернулась. Крепкие руки обрушились на смуглую кожу – одна зажала рот, другая стиснула шею. – Тише, малышка, – проник прямо в голову мерзкий свистящий шепот. – Не дергайся, и тогда тебе понравится. Надо было бить пяткой в пах, бежать, кричать и вырываться. Но ужас от осознания неправильности того, что происходило в ее привычном безопасном и светлом мире, буквально пригвоздил ее к месту. Ошарашенная, непонимающая, она нашла взглядом Хардина. Но тот лишь усмехнулся ее беспомощности. – Слышал, ирейки – горячие штучки. Всегда хотелось проверить на практике. А вдруг окажется, что ты не такая недотрога, какой пытаешься себя выставить? «Беги, беги, беги!» – отчаянно надрывалась я в чужой голове и никак не могла остановиться. Даже понимая разумом, что все уже случилось, что это воспоминания, что я ничего не изменю, я не могла смириться с чудовищностью происходящего. «Беги, беги!» Мэделин поняла это слишком поздно. «Гастингс, Андерс, Сэвидж, Горни, – отчетливо услышала я ломкий от боли внутренний голос мисс Уайтинге. – Почему? За что?..» И что-то треснуло глубоко внутри. Будучи запертой в чужой памяти, я ощутила это всем существом, каждой клеточкой. Вера в справедливость, вера в благородство и незыблемость чести, уверенность в собственных силах сползали с нее под хохот мужчин вслед за чулками и платьем, обнажая уязвимую, беззащитную, нежную душу. А потом… Резкий толчок сорвал с губ всхлип. Боль, унижение, страх, беспомощность смешались в один горький коктейль. – Неужели ты думала, что можешь быть равна нам? – услышала я безжалостный голос. – Ты, грязное ирейское животное… Я почувствовала соленую слезу на щеке, первую из многих. Попыталась отрешиться, отгородиться от чужих чувств – ине смогла. Каждое движение мучителей, каждый толчок, каждый смешок намертво врезался в память. Я страдала вместе с Мэделин, разделяя ее боль. Пока… «И только попробуй кому-то рассказать. Ты сильно пожалеешь». Картинка сменилась, но это был уже не тот мир, каким я увидела его в первом ярком воспоминании. Казалось, из него вытерли все запахи, ощущения, краски. С неба, низкого и свинцово-серого, лил дождь, но Мэделин – а вместе с ней и я – не чувствовала скатывавшихся по коже капель. Не слышала рева ветра, не понимала, насколько промокло платье и замерзли пальцы, намертво вцепившиеся в перила открытой беседки. |