Книга Ариадна из чугуна и стали, страница 3 – Виолетта Орлова

С невольным любопытством Анкель следил за ее грациозными движениями. Его компаньонка была удивительно хороша собой.

– Сю-юрприз! – дурачась, весело протянула она. В коробке скрывался роскошный многоярусный торт с кроваво-вишневой глазурью. Свет красиво играл на лаковой поверхности, воздушные меренги были запорошены какао-порошком, точно пеплом, из бисквита хищно торчали острые кусочки манго, будто зубы пираний. Анкель медленно осматривал это произведение искусства: снизу вверх, чтобы не пропустить деталей. Ведь он знал, что Элли старалась для него одного. Сердце тревожно билось о стальную решетку ребер, эхом отражаясь в ушах: Анкель отчаянно не любил сюрпризы. А потом взгляд его застыл, и он сам будто окаменел.

Верхушку торта венчал странный круглый предмет, не вишня. Анкель неприлично уставился на него, пытаясь понять, что он видит. Отчего-то ему очень важно было разгадать эту загадку. Уже начинавший мутнеть, с по-кошачьи узким зрачком, но пока все еще различимого цвета. Человеческий нежно-голубой глаз. Совсем как салфетки в вагоне-ресторане. Осознав только сей ужасающий факт, Анкель скорчился в мучительном спазме, и его стошнило прямо на ковер. Элли от удивления разжала руки, и кровавый торт обрушился ей под ноги. Глаз покатился по дребезжащему полу, а когда он остановился возле ботинка Анкеля, стало очевидно, что тот обознался. Это всего лишь крупная голубика.

***

Неделей ранее вышеуказанных событий.

Жан Риваль самодовольно развалился в кресле за своим роскошным столиком из красного дерева в вагоне-ресторане первого класса. Изредка он лениво выставлял вперед длинные, красивые ноги, чтобы пробегавший мимо дворецкий мог вычистить его и без того блестящие ботинки. На манжетах рукавов его белоснежной сатиновой рубашки поблескивали золотые запонки в форме паровозов – подарок отца, начальника поезда. Статный от природы, широкоплечий, с аристократичным скуластым лицом, потрясающей манерой держаться, густой гривой рыжих волос и хищным влажным взглядом красавца-мужчины, Жан не просто привлекал девушек, а сражал наповал. Деньги родителей и статус сделали из него чрезвычайно обольстительного кавалера: он мог позволить себе любое высказывание, даже самое бессмысленное, любое действие, даже самое абсурдное. Решительно все его выходки оправдывались. Более того, глупые фразы, лишенные смысла, потом цитировали в разных кругах, в том числе и писательских, как нечто сакрально-мудрое. В принципе, Жана устраивало подобное положение дел, однако он ужасно скучал. Приятно, конечно, с утра до ночи выслушивать комплименты, ловить на себе жаркие взгляды самых притягательных женщин, путешествующих первым классом, чувствовать, как их тоненькие, пахнущие жасмином пальчики ласково касаются плеч, в надежде на интересное продолжение. Приятно, но не более. В двадцать лет он скучал так, как будто ему исполнилось девяносто.

– Ваш ужин, господин Риваль, – приятным голосом произнес официант, поставив перед его носом тарелку с аппетитным луковым бургером, из которого торчал смачный кусок истекавшего соком мяса. Рядом лежало маленькое фарфоровое блюдечко со свернутыми в трубочку резиновыми перчатками и сырным соусом.

– Благодарю, – скучающе отозвался Жан и огляделся. Блуждающий взгляд его остановился на миниатюрной брюнетке с ярко-голубыми глазами. Ее темные зрачки-буравчики внимательно следили за дорогой. Хотя на что там было смотреть! Однообразный пейзаж с минимальным количеством растительности и обилием пепла, и все это в молочном киселе паровозного пара. Жану было плевать на маршрут, хоть они, по словам папаши, направлялись в чрезвычайно хорошее место – возможно, лучшее на земле. Конечная станция называлась Олам Хаба^[4], она уже давно получила звание благодатного оазиса, ибо смогла сохранить жизнь.