Книга Хозяйка молодильных яблок, страница 29 – Иви Тару

Тут же до сих пор коробейники со своим товаром ходили, покрикивали, лентами и бусами девиц завлекали. Хотя девицам в эту пору уже давно пора дома сидеть, но нет, вон же идут куда-то наряженные, точно как у них в селе на повечерницы ходили. Собирались в одной избе, приносили с собой угощение и рукоделие, песни пели, сказки рассказывали. Там и парни на огонек приходили, песни слушали да к девицам приглядывались. Милава вздохнула, посмотрела вслед стайке девиц, нарумянных, лентами и бусами увешанных. Из их веселого щебетания поняла Милава, что те на смотрины прибыли, ждут, пока всех на княжий двор запустят. Что же там Стрижак ей говорил? В конце следующей седмицы приехать нужно, вроде. Милава мысленно подсчитала, через два дня, значит. Что ж, девицы времени не теряют, развлекаются, гостевать куда-то идут.

Как же в этой толпе найти человека, чьего лица ты не видел, даже мужчина то был или женщина – не знаешь? Постояла еще немного и решила на постоялый двор вернуться, главное – на мачеху не наткнуться. Хотя вряд ли та в поварню заглядывать станет. Ее мысли сейчас предстоящими смотринами заняты да помыслами коварными.

Румяна ее уже искала, увидела, головой укоризненно покачала.

– Где ходишь? Там посуды гора, до ночи вымыть надо, котел отскрести, противни почистить. Идем, у меня уже руки отваливаются. С ног сбилась, гостей устраивать. Приехала семья, мать, отец да две дочери. Две лучшие горницы им отдала. Сейчас чай пьют с твоими пирогами. Нахваливают. Говорят, вкуснее не едали.

Против воли Милава улыбнулась. Не было и дня, чтобы мачеха на ее пирожки лицо не скривила: то пропечены плохо, то начинка горчит. Хотя все односельчане ее пироги нахваливали и даже как праздник какой, так просили помочь с готовкой. За все годы жизни с Велезарой Милава привыкла к ее попрекам, уже и внимания не обращала.

– А кто еще недавно на двор приходил? – спросила она Румяну. – Слышала чей-то голос, вроде мужской.

– Да нет, почудилось, – отмахнулась Румяна. – Или вот муж гостьи, может?

Милава лишь вздохнула, нет, то не голос отца она слышала, да и не знаком он с зельями и прочими премудростями. Тут ведун какой был или ведунья, из тех, кто в травах понимает.

Она так сильно задумалась, что не сразу услышала, как ее окликнули. Стряпуха смотрела на нее и удивленно подняла брови.

– Да этот котел никогда таким чистым не был, еще немного – и заблестит, как золотой динар. Кончай его драить, сходи в трапезную, посуду со столов грязную собери, вымоешь и можешь идти отдыхать.

В трапезной, где стояло множество длинных столов, за которыми разом могли поместиться до десяти человек, уже было пусто. Только один мужчина сидел, обхватив руками кружку. Милава похолодела, узнав отца. Тот, к счастью, сидел в глубокой задумчивости и даже глаз не поднял, когда она быстро-быстро собрала со столов миски и так же быстро убежала, правда, за дверью споткнулась и подняла шум, чуть не уронив корзину с посудой.

Будивой вышел из задумчивости. Огляделся – никого, все разошлись. Ему бы тоже спать пойти, устал с долгой дороги, но как рачительный хозяин должен был проверить лошадей, все ли с ними хорошо, накормлены, напоены ли.

Лошади стояли в денниках, фыркали, тоже готовились спать. Будивой, успокоенный, погладил их по мордам и было уже пошел, но тут из дальнего денника показалась голова. Будивой замер. Эту лошадь он знал. Да и как забыть чубарую кобылку покойной жены? Он подошел ближе. Чубарка пропала из конюшни в тот же день, что и дочь. Так и не нашел он следов Милавы. Не могла же она уехать на старой кляче, та и до околицы не дошла бы, сдохла. Но эта лошадь… так похожа, будто дочка той, старой кобылки. Или она же, но молодая, трехлетка только-только объезженная.