Книга Хозяйка молодильных яблок, страница 46 – Иви Тару

Схватила Велезара корзинку, к себе прижала и тихо вышла, не забыв дверь на щеколду снова запереть. Пусть сидит, строптивица, да покорности учится.

Кресло с высокой спинкой стояло посредине гридницы, повернутое так, чтобы сидящий в нём князь не мог видеть девиц, чьи нити рвёт. Решили княгиня и волхва, что так справедливо будет. Мысль эту сам князь и высказал. Мол, вдруг покажется какая более пригожей, рука и ослабнет.

Девицы стояли у стеночки, бледные после бессонной ночи, держали в руках корзины с клубками пряденой шерсти, но нет-нет да и поглядывали на товарок: что там у них в корзинках? Много ли шерсти напрясть успели, тонка ли нить, ровна ли?

Вот волхва одной девице знак подала, та приблизилась, корзинку свою подала. Две женщины взяли в руки по клубку, отмотали нить, в пальцах покрутили. Да, не так много клубков из кудели вышло, нить ровная, но толста слишком, на шаль такую не пустишь. Чулки разве что связать, или вон накидку на лавку. Волхва вложила клубок в руку князя.

– Вот, княже, нить, спряденная девицей, что тебе женой стать готова, если подойдет. Оцени труд её.

Князь клубок в ладони подкинул, взял кончик нити, отмотал немного, обеими руками взялся, потянул, мышцы чуть напряглись. Натянулась нить, задрожала; волоконца, скрученные, но не достаточно плотно, шурша, поехали в разные стороны. Порвалась нить, князь руки с разных концов кресла выпростал, ладони разжал. Упали два обрывка, клубок по полу покатился.

Громкий всхлип раздался, девица рукавом лицо закрыла от стыда. Волхва подошла, по плечу погладила.

– Не кручинься, не твоя вина. Руки у тебя дело хорошо знают, вижу, сила есть в тебе, слабая, но есть. Постараешься, она больше станет, а нет, так просто всё у тебя в руках будет спориться, любое дело удаваться. Тебе решать. Езжай домой, девица, князь тебе награду за хлопоты даёт, на обзавод приданым.

Княгиня уже рядом стояла с мешочком бархатным с золотым шитьём. Девица мешочек робко приняла, улыбнулась сквозь слезы, рука украдкой дно пощупала, там тихонько звякнуло, но волхва уже рукой махнула, иди, мол.

Далее следующую позвали, потом другую. Беляна стояла прямо, гордо плечи расправив, так, как матушка приказала, сама же внутри тряслась зайчонком, что под корягой от лисы прячется. Как же не хотелось ей позориться, как тем девицам, что уже из гридницы спроважены были, пусть и с наградою. Куда же это матушка её привезла, зачем на посмешище выставила? Но даже не это её мучило, а то, что если не выйдет ничего, мать поедом съест после, хоть и знает, что нет в том её, Беляны, вины. Всё Милавка, змея, виновата. Это она не смогла, не справилась, это её по щекам бить, в погребе запирать.

Слезы уже на подходе стояли. Девиц всё меньше и меньше оставалось. Каждой неудачнице мешочек с монетами давали и выпроваживали. Но уже имелись и те, чью нить князь порвать не смог. На них Беляна с завистью глядела, оценивала. Вот одна, чернявенькая, глаза, что мёд гречишный, блестят, коса толста, лентами атласными перевита. Стоит, еле-еле радость сдержать может, рядом ещё одна счастливица, эта высока, грудаста, щёки алым полыхают, глаза голубые, что васильки. Но держит скромно себя, в пол уставилась, лишь грудь под сарафаном ходуном ходит. Ох, и ненавидела их сейчас Беляна!