Книга Хозяйка молодильных яблок, страница 49 – Иви Тару

Турила уже вышел, а Велезара всё молчала, смотрела в оконце, как он по двору идёт, потом всё же повернулась к дочери с падчерицей.

– Как же ты из клети выползла, змеища? – скрипнула она зубами. – Или ты выпустила?

Елеся попятилась, но Милава шаг вперёд сделала.

– Запирать лучше надо, матушка, – сказала с ехидцей. – Что, ударите? Как на пиру объяснять станете, что падчерица у вас битая пришла? Или байку придумаете, что об дверной косяк запнулась? Или вы князя и боярина его за глупцов держите?

Велезара, руки которой уже и правда ходуном ходили, чтоб удар нанести, опали.

– Иди! – приказала она Елесе. – Сундуки открой, наряд на пир выбрать нужно. Когда та выскочила из горницы, бросив на Милаву полный сочувствия взгляд, мачеха повернулась к падчерице. – Если ты, змеища, на пиру с боярином или князем хоть словом перемолвишься, знай, клячу свою не увидишь больше. Если же настаивать на разговоре будет, то сказать должна так, чтоб он и думать о тебе не смел. И не думай, что если пожалуешься на меня, то спасешь её. Нет. Меня гнев княжий не страшит, меня свой гнев душит, – она стукнула себя по груди. – Пусть себе хуже сделаю, но и тебе, змеище, счастливой не бывать. Поняла?

Глаза у мачехи сверкали, рот в оскале кривился, пятна красные лицо усеяли. Никогда Милава её такой не видела, знать, и правда, ненависть её велика сейчас.

– Хорошо, сделаю, как скажете, – вымолвила она.

– То-то же, – Велезара уже успокоилась. Посмотрела на Милаву. – Иди к Елесе, пусть тебе какое платье даст, не такое драное, как твоё, а то скажут, что я падчерицу в чёрном теле держу, а ведь я тебе вместо матери.

Она вышла, и смех её злой, с надрывом, ещё долго в ушах Милавы стоял.

В трапезной ярко горело до сотни светильников, не поскупился князь, чтоб светло было, как днём. На лавках, покрытых заморским паволоком, уже рассаживались гости, согласно родовитости и знатности. Княжий тиун самолично за порядком наблюдал и ссоры в зародыше гасил. Для княжьих невест и родни отдельный стол накрыли. Скатерть златом-серебром вышита, посуда расписная, кубки из стекла цветного заморского. Девицы, для многих из которых всё было в диковину, тайком скатерть щупали, пальцами мяли.

Велезара с гордо поднятой головой всем видом показывала, что пировать средь бояр для неё дело привычное. По правую руку от неё сидела Беляна, по левую – Елеся, а рядом с той уж Милава. Как бы не хотелось мачехе падчерицу в дальний угол пихнуть, но тут уж она бессильна была. Милава и сама бы рада до конца пира в уголке спрятаться, но никак. Вот и сидела, прямо, как аршин проглотила, лишь глаза опустила, чтоб ни с кем взглядом случаем не встретиться.

Тут шаги раздались, громкие, уверенные. Князь шёл. Бояре и прочие княжьи люди зашумели, князя приветствуя.

Не утерпела Милава и всё же глянула. Увидела молодца. Высок, строен. Волос льняной, нос прямой. На щеках два алых пятна. Беляне сразу матушка вспомнилась, у той тоже от злой хвори щёки румяны были. Болезнь, что внутри сидела, сигнал посылала, что недолго человеку на земле оставаться. Неужто болен князь?

– Гости дорогие, – сказал князь, как на место своё уселся, – рад, что почтили мой пир, пришли. Ешьте, пейте, веселитесь. И я, на вас глядючи, тоже порадуюсь.