Книга Дело смерти, страница 89 – Карина Халле

Я сжимаю челюсти. Да пошел он. Он просто притворщик, придурок под маской.

Он кивает головой в сторону выхода, и я ухожу.

Я и рада выбраться оттуда, и в то же время настолько, блядь, потрясена, что, выйдя из сарая, даже не пытаюсь догнать остальных студентов, которые уже ушли вперед, расходясь на обед.

Я направляюсь прямиком в кабинет Кинкейда и колочу кулаком в дверь, пока он не открывает.

Его выражение лица одновременно настороженное и облегченное. Он рад меня видеть и в то же время… нет.

— Ты рано, — говорит он, приподнимая бровь.

— Закрой дверь, — быстро говорю я, врываясь внутрь и плюхаясь в кресло, я закрываю лицо руками и раскачиваюсь взад-вперед, как пациентка из психушки.

Я слышу, как он закрывает ее, затем поворачивает ключ, подходит ко мне и присаживается на корточки рядом с креслом, кладя руку мне на колено.

— Сид, — мягко говорит он. — Что случилось?

По тому, как он произносит мое имя, я понимаю, что он думает, что у меня снова был приступ. Что я буду говорить о призраке Фариды, или о другом студенте, или об Амани.

Я выпрямляюсь, убирая руки от лица.

— Я кое-что увидела. В сарае. Ник заставил меня пообещать ни с кем об этом не говорить. Сказал, что договор о неразглашении действует, даже здесь.

— Что это было? — спрашивает он, глядя на меня с нахмуренным лбом.

— Он соврал насчет договора?

— Сейчас не беспокойся об этом, — спокойно говорит он, слегка сжимая мое колено. — Ты можешь рассказать мне. Расскажи, что случилось. Что ты видела?

Я делаю глубокий вдох и рассказываю ему все, снова чувствуя тошноту. Образ розового существа никак не выходит у меня из головы.

— Что… это было? — спрашиваю я.

Все это время его лицо оставалось бесстрастным. Ничто из того, что я рассказала, не удивило его.

— Похоже на то, что это дела лаборатории, — говорит он.

— Над чем ты, возможно, работал?

Его темная бровь приподнимается.

— Я тоже подписал договор о неразглашении, Сид.

Я бросаю на него сердитый взгляд.

— О. Поняла. Знаешь, немного сложно доверять тебе, если ты даже не можешь быть со мной честным.

— Именно в этом и заключается доверие, — просто говорит он. — Это вера.

— Ну, извини, если сейчас я не испытываю особого доверия. Куда ни посмотрю здесь — одна ложь за другой.

— Ложь ради защиты фонда, — говорит Кинкейд, выпрямляясь. Он обходит свой стол и садится, складывая руки перед собой. Снова становится моим психотерапевтом. — Работа здесь… — его взгляд блуждает по комнате, пока он ищет слова. — Важная.

— И загадочная.

Уголок его рта приподнимается.

— Очень. Мы делаем здесь хорошие вещи. Может, я иногда не согласен с Эверли, Майклом или даже Ником, но я бы не был здесь, если бы не считал, что мы меняем мир к лучшему. У нас есть возможность излечить болезни. Изменить жизнь. Предотвратить смерть.

Я скрещиваю руки и откидываюсь на спинку кресла.

— Звучит так, будто ты читаешь текст из брошюры компании, — ворчу я. — Ах, но подождите, это ведь ты ее написал.

Он издает сухой смешок.

— Да, я.

Но мне это не кажется смешным.

— Мне стоит беспокоиться? — спрашиваю я.

— О чем?

Я пожимаю плечами, вздыхая и барабаня ногтями по краю подлокотника.

— На днях ты сказал, что я должна тебя бояться. Потом просишь доверять тебе. Ты делал мне куни прямо на этом столе, а потом изо всех сил стараешься меня избегать. Я не могу тебя понять. Не знаю, на чьей ты стороне. Не знаю, существуют ли вообще эти стороны.