Книга Дело смерти, страница 86 – Карина Халле

Но, с другой стороны… трудно не заметить стыд в его глазах.

То, что он пересек черту, которую не хотел переступать.

То, что он совершил ошибку.

Хотя, его желание было более чем очевидным.

То, как он с одержимостью ласкал меня.

То, как он был настолько возбужден, что кончил в штаны, словно подросток, неспособный контролировать гормоны, а не нейрохирург, которому под сорок. Должна признать, это было самое горячее, что я видела за долгое время.

Но он мой врач.

Я его пациентка.

Он мой учитель.

Я его студентка.

Он говорит, что защищает меня.

Но с каждой минутой рядом с ним я чувствую, что приближаюсь к опасности.

Я начинаю ненавидеть это место, и все же никогда не чувствовала себя такой… живой.

И все же, когда мы поднимаемся и выходим за дверь, следуя за Ником, который ведет нас под кедровыми ветвями, в то время как вороны кричат в небе, мне кажется, что смерть где-то рядом. Возможно, ждет не меня, но ждет кого-то. Я чувствую ее на своей коже, как влажный поцелуй сырого воздуха.

Трудно игнорировать смерть, когда так много людей погибло здесь.

Я отгоняю эти мысли прочь. Возможно, я слишком мрачна для собственного же блага.

Лаборатория разведения находится за хозяйственным двором и амбаром, это самое западное здание на территории. Дорога довольно размытая и грязная, поскольку последние несколько дней либо шел дождь, либо мы были окутаны туманом. Под ботинками хлюпает, пока мы безуспешно пытаемся обходить лужи. По крайней мере, сегодня облака движутся быстро, теплый бриз с океана приносит запах морских водорослей во время прилива.

Ник проводит своей ключ-картой, и дверь издает звуковой сигнал. Он толкает ее, открывая, и щелкает выключателем.

— Все расходитесь по проходам и, черт возьми, ничего не трогайте, — говорит он.

Волнение ощутимо, когда мы заходим внутрь. Это похоже на теплицу, за исключением того, что все окна затемнены. Тонкие лучи света пробиваются там, где жалюзи не до конца закрывают окна, освещая пыль и споры, плавающие в воздухе. У меня возникает ощущение, что они выдвижные и могут пропускать дневной свет, когда это необходимо.

Однако вместо рядов растений здесь ряды грибов: некоторые растут на моховых поверхностях, другие — из почвы. Так много разных видов — гриб-кровавый зуб, призрачный гриб, вонючероги, аметистовые обманщики. Воздух пропах их ароматами — одни сладкие, другие кислые, и с металлическим запахом почвы.

Ник говорит, но никто из нас не слушает. Невозможно нас собрать, мы как кошки, а грибы — как кошачья мята. Мы расходимся по проходам, восхищаясь всеми разными видами, некоторые из которых трудно вырастить вне дикой природы, трогаем их, пока Ник продолжает ругать нас за это.

— Смотри, — ахает Лорен, останавливаясь, чтобы рассмотреть некоторые попугайские гигроцибе, это элегантные зеленые грибы, поверхность которых блестит, как блеск для губ. — Они мои любимые. Я думала, что мне придется ехать в Австралию, чтобы увидеть их.

Но хотя я вижу несколько своих любимых видов, многие из которых до сих пор заставляют меня гадать, какая магия — или наука — есть у Мадроны, чтобы выращивать их в таких условиях, я не вижу их знаменитый Эксандеско. Я знаю, они уже несколько раз говорили, что у них не получается воссоздать его в лаборатории, но надеялась, что он будет здесь. Или хотя бы их попытки его вырастить, хотя я уверена, что это тоже держат в секрете.