Книга Сладкий уголок в другом мире, страница 47 – Аурелия Шедоу

— Угол Тортовой и Пряничной, — его голос прозвучал громче, чем звон колоколов. — Четыре этажа с дубовыми балками, две печи размером с королевскую карету и окна, где стёкла вставлены в свинцовые переплёты в форме пчелиных сот. — Ключ лёг на её ладонь, всё ещё липкую от свадебного мёда, оставив сладкий след. — Твоя новая «Сладкая империя».

Алиса рассмеялась, узнавая в резных дубовых дверях здания узор из их первой совместной выпечки — кривые крендели, которые Эдриан когда-то назвал «шедеврами кулинарного абстракционизма». Интерьер булочной уже дышал жизнью: медные котлы, подвешенные к потолку на цепях, отражали свет как зеркала, а полки из неструганого дерева ломились от глиняных кувшинов с надписями «Мускат» и «Кардамон». В углу, на каменном подоконнике, уже красовалась её старая скалка, вмурованная в стену как реликвия.

— А теперь… — Гаррет, чей фрак был украшен вместо пуговиц миниатюрными кексами, хлопнул в ладоши. Слуги внесли торт на носилках, сплетённых из ивовых прутьев.

«Счастье без рецепта» напоминал бунт красок: слои бисквита переливались от сливочно-белого до терракотового, глазурь стекала небрежными волнами, а сверху возвышалась хаотичная композиция из карамельных брызг, напоминающих застывшие всплески шампанского. Но когда Алиса разрезала его ножом с ручкой в форме скалки, зал замер. Внутри, среди вишнёвых сердец и золотой пыльцы, сияла миниатюрная печь из леденцового стекла — точная копия той, где они впервые поцеловались под дождём из муки.

— Попробуй, — прошептала она, поднося Эдриану кусочек на кончике ножа, чей клинок был украшен гравировкой: «Любовь не требует рецепта».

Торт таял, как первый снег на языке, оставляя послевкусие тех самых моментов — украденных поцелуев у горячей печи, споров о толщине теста для штруделя, ночей, когда они засыпали под шёпот дождя, стучащего по медным тазам.

— Это… мы, — он вытер ей уголок губ, где дрожала капля вишнёвого ликёра. — Слишком сладко. Совершенно невыносимо.

Когда заиграла музыка — лютни, перестроенные на лад жужжания пчёл, — гости расступились. Алиса и Эдриан закружились в танце между столиками из грубого камня, где ещё стояли кружки с яблочным сидром, украшенные веточками розмарина. Её туфли, испачканные мукой и каплями глазури, оставляли призрачные следы на его начищенных до зеркального блеска сапогах. Они двигались сквозь арки, увитые гирляндами из сушёных груш и орехов, их тени сливались с фресками на стенах, где вместо библейских сюжетов были изображены этапы приготовления идеального хлеба.

— Знаешь, что ты испекла? — Эдриан притянул её ближе, его губы коснулись уха, в котором звенели самодельные серёжки из засахаренных фиалок.

— Не смей говорить «торт», — она фальшиво засмеялась, пряча лицо у него на груди, где под камзолом прятался мешочек с дрожжами — их общий талисман.

— Моё сердце. Оно теперь поднимается, как тесто в тёплом углу.

Их танец длился до тех пор, пока последние гости не разбрелись, унося в карманах обёртки из вощёной бумаги с кусочками торта «на счастье». А на пороге новой булочной, где уже горели медные лампы в форме колокольчиков, Алиса вдруг остановилась. Внутри, за стёклами с морозным узором из сахарной глазури, стояли дубовые столы со следами ножей, полки, гнущиеся под тяжестью специй в стеклянных банках, и огромная печь, чья дверца была украшена кованой надписью: «Здесь рождаются мечты».