Книга Девушки бури и тени, страница 184 – Наташа Нган

– Ч-что?

Не обращая на него внимания, я разглаживаю одежду и проверяю дрожащими пальцами свои раны. Бинты Озы на предплечьях держатся хорошо, но левое плечо ободрано там, где меч демона-собаки пронзил плоть. Боль пульсирует внутри и становится всё сильнее. Со временем она будет только усиливаться. Я изо всех сил поправляю ткань рубашки, чтобы внутрь не попал песок.

– Оставайся с Ниттой, – приказываю я Меррину. – Убедись, что она доберётся до Ханно в целости и сохранности.

– Тебе не дойти до них пешком! – кричит он, когда я трогаюсь в путь, еле волоча ноги по песку. – До них отсюда много миль!

Я поворачиваюсь, мои глаза сверкают:

– Не указывай, что мне делать! Ты даже не представляешь, на что я способна!

Он не отвечает, и я разворачиваюсь, сжимаю руки в кулаки и тащусь дальше. Пустыня колышется передо мной. Песчаные холмы, залитые звёздным светом, простираются до мерцающего горизонта, где зарождаются первые признаки нового дня. Небо окрашено бледно-розовым – цветом единственной капли крови в воде.

Идя дальше, я вспоминаю, как мы с Майной в последний раз нормально разговаривали – ту ужасную ночь в хижине, когда казалось, что наступает конец света.

Всё рано или поздно закончится.

Сколько ещё убийств ты совершишь во имя справедливости, пока не поймёшь, что ничем не отличаешься от тех, против кого мы призваны бороться?

Я ничем из этого не горжусь. Но если это поможет нам свергнуть Короля или остановить террор против Касты Бумаги по всему королевству и сделать Ихару снова безопасной для нас всех, тогда всё это стоит того.

Ничто не стоит того, чтобы потерять себя.

Я от этого не стала другой, Леи, Леи. Такой я была всегда. Вот что я пыталась рассказать тебе касательно своего слова на благословение рождения.

Жертвовать – не значит быть бессердечной! Знаешь, всё это время я считала, что Король – наш единственный враг. Теперь я понимаю, что всё это время был ещё один — твой отец, Ханно, все вы.

Как я могла так ей говорить? Майне, которая всегда любила и защищала только меня. Которая борется за то, во что верит. Которая готова сжечь дотла весь мир, лишь бы уберечь меня.

Она считает, что я её ненавижу.

Она умрёт с мыслью, что я её ненавижу.

Ноги скользят по песку, пока я взбираюсь на дюну. Я падаю. Левое плечо пронзает боль. С низким, гортанным рычанием я снова поднимаюсь, но потом опять падаю.

Боль, обезвоживание и истощение накатывают на меня волнами, после каждой из которых я становлюсь ещё несчастнее. Ноги подгибаются. Я падаю на песок ничком и беспомощно хватаюсь за прохладные крупинки, просачивающиеся между пальцами, столь же неуловимые, как и энергия, которую я пытаюсь призвать.

– Вставай! – кричу я себе. – Вставай!

Песок забивается в рот, но тело уже не подчиняется. Голова кружится. Чернота расползается по краям зрения.

– Майна… – шепчу я, прежде чем темнота окутывает меня полностью, как одеяло ребёнка или мёртвое тело.

* * *

Когда я просыпаюсь, уже светло. Должно быть, рассвело совсем недавно, горизонт светится тем же красновато-розовым цветом, который я видела ранее. Бледный свет заливает пустыню, ещё не жарко.

Во рту у меня пересохло, в горле першит.

Я медленно поднимаюсь. Плечо ноет от боли, когда я опираюсь на левую руку. Кровь и песок покрывают рану. Я шевелюсь, и рана открывается, оттуда выглядывает сырая плоть. Морщась, я осторожно поднимаюсь на ноги. Меня шатает, но я остаюсь стоять.