Книга Бухта Магнолия. Магия, чистая и злая, страница 159 – К. Ф. Шредер

Наэль не мог описать, каково это было. Он лишь знал, что должен продержаться. Не важно, как сильно в конце рабочего дня ему хотелось стянуть с себя кожу, потому что это, казалось, единственный способ очиститься от грязи и мерзости выполняемых заданий. Но сдаться он не мог, потому что, если бы он дал слабину, так и не выяснив ничего о закулисном кукловоде, стоящем во главе «Горящей лилии», тогда все жертвы прошедших лет были бы напрасными.

Безликий демон, казалось, растворился в дыму. Не было ни новых следов, ни новых исчезновений. Может быть, это должно было успокоить Наэля, но вызывало противоположный эффект. Он тревожился, чувствовал, что маг, скорее всего, копит силы. Для чего? На этот вопрос у Наэля ответа не было.

Беспросветная тоска, которой были заполнены его будни, отравляла даже то время, когда он вырывался в гости к жительницам города Крепостная Стена. Поначалу эти встречи наполняли его жизнь красками. Теперь же казалось, будто кто-то пролил масло на жизнь Наэля, и теперь темно-серая грусть просочилась сквозь холст его дней и затемняла даже яркие когда-то моменты. Лучистая алая улыбка Зоры будто бы заржавела, весенне-зеленое цветение Изуми увядало, а желто-искристые шутки Куана приобретали гнилостно-коричневый оттенок. Только Кари, в спокойствии которой скрывалась ее собственная затаенная печаль, оставалась незапятнанной.

Она понимала, что молчать – иногда самое лучшее решение, потому что говорить о темноте очень больно. Энтузиазм Зоры был, наоборот, несокрушим, и она пыталась громко, оживленно и со смехом шутить, заразить Наэля своей неукротимой веселостью.

– Ты должен жить, а не только выживать! – Такова была ее неизменная мантра, и, хотя Наэль знал, что она права, ее веселость в иные дни была так нестерпима, что он лучше сидел бы в своей квартире один, чем заглядывать в город Крепостная Стена.

В один из безрадостных дней Кари ждала его у него в квартире. В попытке что-то приготовить для Наэля она наполнила пакет биомусора горелой едой и погубила две кастрюли.

– У меня, к сожалению, по-прежнему нет никаких новостей о девочке, – сказал Наэль, но Кари вообще не собиралась это обсуждать.

Она хотела смотреть телевизор и есть жареную лапшу. Или, как на следующий день, учиться варить рис «так, чтобы кастрюля не взорвалась». Или, как еще через день, посмотреть фильм, чтобы, может быть, наконец понять, почему некоторые люди проводят целые часы, уставившись в четырехугольный экран. Кари не спрашивала, как прошел его день, не требовала ответов, никогда не комментировала накрывшую их темноту – и именно поэтому ей удавалось на несколько часов заполнить его черный холст брызгами красок.

Однажды вечером Наэль взял в руки звездчатую магнолию, которую ему подарила Зора, и нашептал ей свое заветное желание. Ничего грандиозного, поскольку он уже усвоил, что большие желания все равно не исполняются, но тем не менее нечто действительно важное:

– Пусть у нас с Кари будет больше ярких моментов.

Больше подгоревшей лапши, испорченных кастрюль и безмозглых телевизионных шоу.

Больше вечеров, проведенных с Кари на диване.

Больше цветных пятен в темноте.

Зора

Люсьен был для Зоры проклятой маниакальной зависимостью.

По мере того как проходили дни – две недели до Звездного праздника, – Зора почти не могла думать ни о чем другом, только об ощущении языка Люсьена на ее коже, о стуке его сердца, об огне, которым ее сметало при каждом его прикосновении и придавало сил. Никогда прежде она не чувствовала магию так глубоко и проникновенно, как теперь.