Книга Фрейлина, страница 141 – Тамара Шатохина

Возвращались мы, когда утро уже превратилось в день и по Дворцовой площади шустро сновал или собирался кучками разношерстный народ. Настроение, накрывшее в храме, продолжалось и по площади я шла, опустив глаза и не сняв платка. Исповедь получилась формальной, но только за это я и чувствовала вину. Всю службу молилась о Тае.

Позавтракав, подняла на колени знакомого уже кота и села переписать нужную молитву со старославянского на удобочитаемый. Выучить текст в том виде, как он написан, было совершенно нереально.

Чуть позже принесли очередной подарок от жениха. Это была шаль, но не тонкая кашмирская, а больше похожая на плед и очень теплая — с завитками пуха и объемной вышивкой серебряным шнуром и такими же тяжелыми кистями на концах. Красивая… запросто подошла бы и Снежной королеве.

Я задумчиво отложила ее, стараясь понять причину совсем упавшего настроения.

Ни слова, ни полслова… Будто и не писала я той записки. Вместо ответа — любого: отказа, согласия, с юмором — на что я больше всего и надеялась, но готова была подхватить и развивать любой формат общения… здесь был просто очередной формальный подарок.

И в свете холодного молчания жениха выглядела я сейчас предельно глупо. Почему я так чувствую?.. — копалась я в себе.

Расстались мы с Фредериком на теплой ноте, потому и казалось нормальным сразу же начать строить более близкие отношения — дружеские, даже братски-сестринские.

Я готова была… хотела… считала необходимым знать как можно больше о нем, его семье, доме. Где мы будем жить и за счет чего. Чем он занимается, в чем его хобби, и даже какая еда — любимая… Готова была уже сейчас погрузиться во все это, принять искреннее участие, чтобы сделать потом удобнее для него, лучше… Его самого сделать лучше, убрав эти позорные букли. С чего-то решила, что уже имею право.

И, кажется, потихоньку прояснялась картина будущей семейной жизни. Милой уютной сказки, в которой я похоже нуждалась даже больше, чем считала до этого, в ней не предполагалось. Хотелось бы ошибаться, конечно… и не стоило, наверное, делать поспешные выводы…

Но сейчас я была разочарована — в нем и в себе тоже.

— Дома там каменные, старые, холодные… — вспоминала Ирма рассказы родных, рассматривая пушистое белое чудо в своих руках: — Только может у вас и не замок будет, а городской дом? И все равно — от камина тепло слабое, только у самого огня и согреешься. Шаль пригодится… оно бы и душегрею иметь не помешало. И тапки меховые.

— Ты меня будто на север собираешь, а не наоборот, — пошутила я.

Только и успела это сказать…

Сравнительно спокойное утро ожидаемо перешло в суетный, эмоционально и информативно насыщенный, а потому тяжелый для меня день. И запомнился он урывками и кусками — отдельными эпизодами.

Шум, стук, голоса… прибыли маменька Елизавета Якобовна с племянником Мишей — невысоким худым подростком. По-девичьи миловидным, с чистой светлой кожей и буйными, темно-рыжими кудрями. А еще — ужасным акцентом.

Здесь многие говорили с акцентом, большим или меньшим, даже царские дети. Кроме Константина, конечно. Он был убежденным славянофилом и говорил на чистейшем русском, переходя на иностранный крайне неохотно.

Так что я не взялась, не стала исправлять Мишу, проще было перейти на немецкий. Да нам особо и говорить было некогда. Познакомились, я расцеловала его в румяные щеки, и он почти сразу ушел смотреть парк, чтобы нам не мешать.