Книга Фрейлина, страница 66 – Тамара Шатохина

— Весьма двусмысленно, Анна Алексеевна, — заметил Высочество, широко улыбаясь.

— Это буриме, оно вне условностей. Здесь правит только рифма. До́лжно вам уже знать это, Ваше высочество, — отрезала дама.

Победу присудили им, мужчины ушли. Я еще постояла, томно глядя вослед Фредерику Августу — как и положено.

— Ты ни словом, ни взглядом не дала ему знать, — почти прослезилась Анька. Хорошо играет, засранка. Лучше, чем я.

Дальше мы пообедали скоромным… и уже через час с нами разговаривал, казалось, совсем другой человек. Не юморная и рисковая Окулова, а Окулова-цербер:

— У дур нет возраста, прости меня… — перекрестилась она, — всегда помните историю княжны Туркестановой! Благородство… и особенно мужское, бывает показным. Гроб в зале Зимнего дворца, это безусловно прелестно… но лучше всегда, и особенно в бальном угаре, относитесь к мужскому вниманию насторожено. Особенно это касается новых фрейлин. Вас, Анна и Таисия. Загорянский, уверена, клялся в любви не одному десятку девиц. Не принимайте его всерьез.

— О! Таис безумно влюблена во Фредерика Августа и давно! — ляпнула Анна, — ей не грозит полюбить Сергея Фаддеевича.

Я закатила глаза, выдыхая. Ну ладно — не дрянь… и не засранка — дура. Дурочка.

— Ну… это уже легче, — кивнула Окулова, — но помните о Туркестановой. И еще одно… Во время празднования бракосочетания Марии Николаевны и герцога Лейхтенбергского ее новый камергер был навсегда удален со Двора за то, что плохо ориентировался в понятиях. Приглашая от ее имени кавалера на танец, назвал ее герцогиней и попросил оказать ей честь танцем. Когда Великая княгиня приглашает кого-либо танцевать, это любезность, которую она оказывает, а не честь, которую она просит ей оказать. Чем так опростоволоситься… Предпочтительнее вовсе молчать!

— Да… безусловно… так и есть… будет, — дружно заблеяли мы.

— Ваши горничные готовят русский наряд. От вас зависит нести его на себе достойно. Анна, Таисия, как держать трен, я покажу. Завтра. У Ольги Николаевны утренняя служба, подписание отречения, облачение в свадебный наряд. В час дня назначена свадебная церемония. Для участия в шествии до храма по залам дворца, к двенадцати часам жду вас возле Орлиного салона. Там получите последние указания, в том числе по тасканию хвоста. Что еще?.. С утра моя горничная разнесет для каждой из вас пудру.

— А это обязательно? — тихонько поинтересовалась я. Из чего ее тут делают? Когда-то даже из свинца и алебастра…

— Даже для меня это обязательно — чтобы не видно, как краснею за вас. Сейчас — в бани, к вечеру туда будет не пробиться.

На свежий воздух все вышли пыхтя и быстро обмахиваясь веерами. А меня подташнивало от страха.

Только все наладилось… так время провели — неформально, классно! Я и не представляла, что здесь так можно. И писала я уже неплохо, с нажимами, ятями и без клякс — полжизни, кажется, ушло на нервах. Пушкин так над «Онегиным» не старался. Перезнакомилась с кучей народа, оставив о себе не самое плохое впечатление. Все идет к завершению, черт возьми! Несколько дней всего… и тут эти танцы. Из всего сказанного я поняла одно — им не отказывают, тем более на глазах у гостей. Да их и назвать-то как-то не так — уже преступление! Я понимала сейчас, что с самого начала в корне неправильно воспринимала Константина — без должного трепета, скажем так. И должного опасения тоже. Да я откровенно наглела! Спасло то, что никого рядом… и он позволил себе стерпеть и даже простить.