Книга Прачка. История попаданки, страница 13 – Юки

Я прижала ладонь к губам, все еще чувствуя его поцелуй. Кажется, это начало войны.

Я читала ночами. Под одеялом, при дрожащем свете свечи, стараясь не разбудить Миру. Страницы книги были желтыми, пахли пылью и чем-то пряным. Слова же были написаны отрывисто, будто автор сам боялся того, что пишет.

«Магия разума — древний дар, и не случайно он запрещен. Это не просто чтение мыслей. Не просто извлечение правды. Это влияние на волю. На чувства. На желания.

Настоящий маг разума способен внушить человеку, что он любит врага. Что он боится друга. Что должен убить. Или — простить.

Он меняет саму суть личности. И потому — опаснее любой другой магии».

С каждой новой страницей мне становилось все страшней.

Я думала, что мой дар — просто способ слышать чужие откровения. Просто инструмент для выживания. Но если развивать его… если идти дальше… я могу ломать людей. Подчинять себе, заставлять делать то, что мне требуется — быть настоящим кукловодом, спрятавшимся в тени.

И ведь я могу даже не заметить, как начну это делать, потому что магия мне неподконтрольна.

Они будут любить меня — потому что я так решу. Будут бояться — потому что я внушу.

Будут говорить мне «да» — потому что им не оставлю выбора.

Я закрыла книгу, и повела плечами, чувствуя, как душу охватил липкий страх.

Я не хотела быть таким существом. Не хотела становиться монстром. И если для этого нужно отказаться от дара, если придется постоянно контролировать себя, так тому и быть.

* * *

На следующее утро я убрала книгу в мешковину, закопала ее под одной из досок пола в подсобке прачечной. Пусть лежит. Пусть будет — но я больше не прикоснусь.

Я снова буду просто Линн Эдвайр, прачкой, до которой никому нет дела.

Каждый день был как предыдущий. Кипяток. Грязное белье. Руки в щелоке. Боль в пояснице. Пахнущий потом барак. Каша на воде. Мира по-прежнему молчала, но иногда оставляла для меня кусок хлеба — знак того, что я для нее все же не пустое место.

Я перестала шептать советы. Больше не передавала писем. Ни одной записки. Пусть аристократы разбираются со своими проблемами сами. А я — буду стирать их сорочки.

Вечером, вымыв руки и накинув плащ, я вышла. Хотелось свежего воздуха и одиночества, чтобы подумать. А стены барака давили на меня, вызывая тоску.

Солнце уже почти село, и город начал затихать, прячась под крышами: лавочники закрывали ставни, загорались уличные фонари, мерцая, будто звезды, и торопились домой редкие прохожие. Город был прекрасен в своей вечерней усталости: пахло хлебом, дымом и мокрой после дождя мостовой. Мне нравилась эта тишина — она казалась безопасной.

Дождь закончился к вечеру, оставив после себя лужи с тонкой пленкой масла, отражающей свет фонарей. Я шла узкой улицей, уставшая, с натертыми ногами и ноющей спиной. В прачечной выдался тяжелый день, и хотелось просто пройтись, выветрить из себя запах щелока и влажного белья.

Я шла, не думая, просто куда ноги несли — мимо мостиков, вывесок, пустых телег. Остановилась на узком перекрестке, где раньше слышала музыку уличных скрипачей. Сейчас же здесь царила тишина.

Я свернула в переулок между домами — не самый светлый, зато короче. Стены тут были облупленные, пахло сыростью, где-то капала вода.

Позади послышались чьи-то шаги, и я, вздрогнув, стремительно обернулась.