Книга Роза, что Изменила Графа: История Попаданки, страница 97 – Виктория Павлова

Медный котелок зашипел, когда я поставила его на жар. Первой отправила в воду кору ивы — она должна прокипеть дольше всех.

Пока варился отвар, я размяла подорожник в ступке, наложила кашицу на чистую тряпицу и приложила Теодору ко лбу. Он вздохнул глубже, чуть расслабился.

— Работает, — облегченно выдохнула я.

Дымок от котелка потянулся к потолку, смешиваясь с запахом трав и древесины. Горьковатый, но такой родной аромат...

Я помешала отвар деревянной ложкой, добавила чабрец, потом ромашку.

— Еще немного, — сказала я, больше себе, чем Теодору.

За окном пели птицы. Где-то далеко, за лесом, нас, наверное, уже искали.

Но пока — в этом старом домике, среди запахов лечебных трав и тихого потрескивания огня, было почти... спокойно.

Почти — как дома.

Я помешивала отвар деревянной ложкой, наблюдая, как травяные крупинки танцуют в кипящей воде. И вдруг меня осенило — это ведь тоже своего рода зельеварение. Только вместо слез единорогов и крыльев летучих мышей здесь кора ивы да ромашки с лесной полянки. Без магии, без таинственных ингредиентов — просто знания, переданные мне из другой жизни.

"Как же все-таки странно устроены миры..." — подумала я, снимая котелок с огня. Отвар приобрел насыщенный золотистый оттенок и пах одновременно горько и уютно — как детство, проведенное на даче у бабушки.

Я тяжело вздохнула, процеживая жидкость через чистую тряпицу в глиняную кружку. "Когда все это закончится..." — мысль оборвалась сама собой, потому что конца пока не было видно. Но я все равно продолжила, уже вслух:

— Как только выберемся из этой передряги, мы с тобой отправимся к единорогам. Настоящим.

В голове тут же всплыла привычная веселая ухмылка Теодора — та самая, когда один уголок рта поднимается чуть выше другого, а в глазах появляются озорные искорки. Воображение услужливо дорисовало и его ответ:

"Ну конечно, моя храбрая травница! Только давай сначала научимся убегать от одного чародея, прежде чем лезть к мифическим существам, которые могут проткнуть нас рогами просто за то, что мы не так посмотрели."

Я невольно улыбнулась, представляя, как он скрещивает руки на груди и поднимает одну насмешливую бровь. Но тут же мысленно добавила его же голосом, уже более мягким:

"Хотя... ради тебя я, пожалуй, рискну. Только представь — я, Теодор, наследник своего отца, буду собирать слезы единорогов как какой-то аптекарь!"

Отвар в кружке немного остыл. Я осторожно приподняла голову Теодора, поднеся напиток к его губам.

— Пей, — прошептала я, — наберешься сил, чтобы потом шутить покрепче.

Он сделал глоток, сморщился, но глаза его уже смотрели осознаннее. И в них читалось то самое обещание, которое мы пока не могли произнести вслух — что мы выберемся. Что увидим единорогов. Что все это не зря.

День тянулся медленно, как густой лесной сироп. Теодор то впадал в беспокойный сон, то просыпался на мгновение, но взгляд его оставался мутным, не осознающим. Я не могла просто сидеть и ждать — руки сами тянулись к работе.

Печь пожирала поленья с ненасытностью дракона. Я вышла наружу, вооружившись старым топором, оставленным в домике. Лес стоял тихий, лишь ветер шевелил верхушки сосен.

Сухие ветки находила легко — они хрустели под ногами, выбеленные солнцем и временем. Но для настоящего тепла нужны были толстые поленья. Я приметила давно упавшую березу, уже покрытую мхом, но сердцевина ее еще была твердой.