Книга Роза, что Изменила Графа: История Попаданки, страница 98 – Виктория Павлова

Топор врезался в древесину с глухим стуком. Запах свежей щепы разлетелся вокруг. "Мама говорила, что березовые дрова горят ровно и долго" .

Связку хвороста и несколько поленьев я притащила обратно, сложила аккуратно у печи. Огонь сразу ожил, затрещал веселее, будто благодарил за угощение.

Я, огляделась. Пыль лежала толстым слоем на полу и мебели. Я развела в ведре мыльную воду — кусок хозяйственного мыла нашла в шкафу, пахнущего травами и чем-то резким, аптечным.

Тряпкой вымыла пол, выгоняя серые завитки грязи из щелей между досками. Вода быстро чернела. Пришлось сбегать к ручью еще раз, а потом еще. Ноги ныли, спина гудела от напряжения, но чистый пол, на котором теперь отражался огонь камина, стоил того.

Протерла пыль с мебели, вытряхнула одеяло на крыльце, подставив его редкому солнцу.

"Для больного грязь опасна" , — вспомнились слова бабушки из прошлой жизни.

Подумав, что мама обычно делала когда я болела, поняла: Теодору нужно было что-то питательное. В охотничьем домике нашлась соль, сушеные травы в жестяной коробке, даже немного зерна. Но мяса не было.

Я взяла нож и вышла в лес.

Птица попалась мне быстро — рябчик, клюющий ягоды у подножия ели. Я замерла, нащупывая в себе магию. Огонь собрался на кончиках пальцев, сверкая, как раскаленная проволока.

Выстрел был точным.

Но когда я подняла еще теплую птичку, в горле встал ком. Перья такие мягкие, глазки-бусинки...

— Прости, — прошептала я, — но он должен поправиться.

Слезы капали на перья, пока я ощипывала тушку. Потом потрошила, стараясь не думать о том, что держу в руках еще недавно живое существо.

В котелке зашипел жир, когда я поджарила кусочки мяса. Аромат разнесся по домику, такой домашний, такой нормальный среди всего этого хаоса.

Залила водой, добавила горсть зерна, щепотку сушеных трав. Бульон закипел, запах стал гуще, насыщеннее.

Я помешивала его, глядя, как пузырьки поднимаются со дна.

— Скоро поправишься, — сказала я спящему Теодору, — и тогда мы...

Голос сорвался. Что тогда?

Бежать? Сражаться? Искать единорогов?

Капля упала в котелок. Соленая.

Я вытерла лицо рукавом и снова принялась мешать.

За окном темнело. Но в домике теперь было чисто, тепло, и пахло бульоном.

И это пока было главное.

Вечерние тени уже заползали в углы комнаты, когда Теодор зашевелился. Я сразу подняла голову, отложив в сторону тряпку, которой протирала пыль с оконных рам.

Он моргнул, медленно, будто веки были налиты свинцом. Потом попытался приподняться, но я тут же приложила ладонь к его плечу.

— Не двигайся. Сначала вода.

Поднесла к его губам кружку. Он сделал несколько глотков, потом слабо скривился.

— Ты... собираешься меня отпаивать, как птенца? — голос его был хриплым, но в нем уже чувствовалась знакомая насмешливая нотка.

Я не ответила, только приподняла бровь и поднесла ложку бульона.

— А теперь ешь.

Теодор покосился на котелок, от которого валил аппетитный пар.

— Это что, твои кулинарные эксперименты? — он с трудом приподнялся на локте. — Или ты наконец-то решила меня отравить?

Я сунула ему ложку прямо в руку.

— Раз шутишь, значит, идёшь на поправку. Ешь.

Он вздохнул, но подчинился, осторожно пробуя бульон. Потом замер, брови поползли вверх.

— Оно... съедобно.

— Ты просто голодный, — фыркнула я, но внутри что-то ёкнуло от глупой радости.