Книга Кровь в наших жилах, страница 266 – Татьяна Лаас

— Ну-кась, давай, превращайся!

Вороница хрипло каркнула, а потом стала девицей, робко поглядывающей на Лизу. Одета была бывшая мстива в красный сарафан и долгорукавку, на шее красные ягоды калины вместо ожерелий вились. Калина — символ любви и новой жизни, вспомнилось Лизе.

— Ей ишшо рано к людям, но хлеб ей попробовать ужо надобно. Приютишь на денек?

Лиза порывисто обняла лешего и прошептала:

— Конечно. Благодарю, дедушка.

Она и не чаяла увидеться с Анютой раньше, чем через три года.

— Эх, свиристель, ты така доверчива стала — просто диво дивное. Я ж помню тебя, как ты дичилась, принимая всех в штыки — Иван-дурак сколь натерпелся от тебя… Помни — всяк обмануть может, даже и я. Помни, что это я не шправился когда-то. И ужо идите, солнце высоко, жарень скоро будет. Свиристель, ты не бойся, вороница сама найдет обратный путь ко мне — провожать её не надоть. Ишшо не раз к тебе прилетит. И ты это… Грибочки-то возьми — штарался я для тебя. Энти вкусные, не то, что твои дрожалки любимые.

Корзина сама у Лизы наполнилась грибами. Леший хекнул, довольный собой, и исчез в синей чистой осенней дали, где уже летели с плачем, прощаясь с родиной, перелетные птицы.

Лиза протянула руку воронице:

— Пойдем, Анюта, домой. Тебя Наташа очень ждет. И Петенька тоже. Тебя все ждут.

Линорм подтвердил её слова шипением, правда, приближаться к воронице не спешил — бдил. Он сам себя назначил Лизиным охранником, признавая только одну единственную Сашину команду «к ноге!». Остальное он умудрялся пропускать. У него отросли и клыки, и ядовитый шип на хвосте, и даже крылья, которые Саша запретил подрезать — улетать куда-либо линорм не собирался, его и тут хорошо кормили.

Анна доверчиво вложила свои пальцы в Лизину руку. Вороницына ладошка была ледяная, как у нежити, но заканчивалась ногтями — не когтями. Знать бы еще, как и когда Анюте дали шанс на новую жизнь — расцеловала бы Мишку, да не поймет уже он: заматерел волкодлак всего за одну весну, прежнего взбалмошного князя как не бывало.

Домой возвращались медленно — дедушка не обманул, жарило так, что Лиза куртку стянула, оставшись в тонком свитере. Линорм то и дело исчезал в густом подлеске ломких сухих папоротников и скрутивших уже свои огромные листья лопухов. Анюта протянула руку и забрала у Лизы тяжелую корзину с грибами:

— Я пока не устаю. Еще не умею. Зато научилась спать в полглаза.

Лиза улыбалась её словам и кивала — Миша не пожалел последних капель своей живой крови на Анну, и шанс стать обычной у неё был. Только бы нашелся тот, кто примет её такой. Тот, кто заставит забыть гниль Голицынскую. Тот, кто неважно, в какой семье родился — Лиза и Наташа примут любого, лишь бы Анюте он пришелся по душе.

— Надеюсь, тебе понравится у нас с Сашей в доме — приходи, когда захочешь. Хоть днем, хоть ночью. В доме всегда кто-то есть. Если не я и не Саша, то его родители, Лариса с детьми, Баюша, линорм опять же… По воскресеньям у нас всегда гостит Наташа с Алексеем и Петей, а еще Иван с Егоркой, и Архип Крынин — это берендей, он Петин гридень. Ты его не бойся — он большой, пока еще невоспитанный и шумный, но хороший.

— Я помню его, — удивила Анна Лизу. — Он любит рыбачить, только он невезучий. Я ему рыбу всю пугала. Он так смешно говорит — ничего не понятно. Только он поди будет злиться за испорченную рыбалку.