Книга Кровь в наших жилах, страница 84 – Татьяна Лаас

И он послушался. Снова устремился в небеса, закладывая мертвую петлю, и не снижая скорости, словно так и надо, влетел Лизе в грудь, скрываясь в печати. Отдача была такова, что Лизу отбросило на лед назад, больно отбивая то, что барышням иметь прилично, а называть нельзя.

— …твою же мать… — прошипела она.

Вихрев дернул плечом, словно пытался провалиться в кромеж, но остался на льду. Уже все понявший Калина бегом ринулся к Лизе, протягивая руку и помогая встать.

— Опаньки! Лихая ты барышня, Елизавета Павловна! — хмыкнул он. Лиза попыталась прислониться к нему — эту неделю он был стеной, удерживающей её, но сейчас эта стена зашипела что-то ругательное и чуть дрогнула. Даже Калину сильно задело пламя!

— Все живы? — пронесся надо льдом рык Соколова.

Кто-то что-то кричал в ответ, докладывая. Лиза прикрыла глаза, боясь услышать, скольких человек недосчитается сейчас Опричнина.

— Ш-ш-ш, Лиза, не будь ребенком — все живы, — пробормотал Калина. — Но тут явно должен быть не я. Тут Сашка нужен. Но он же теперь недостижим, я правильно понимаю?

Лиза заставила себя выпрямиться и молча кивнула. Кромеж теперь недоступен всем опричникам.

— Опаньки, — только и выдавил Калина, глядя как печатая шаг, к ним направлялся разъяренный Соколов. Лед хрустел под подошвами его сапог. Полы черного длинного кафтана развевались на ветру. Соколов морщился, давился словами, сжимал губы и кривился. — Лиза, не дрейфь, он этого дня годами ждал, молился и знал — не случится. Но сперва, он, конечно, проорется. Я рядом, сестренка, я тебя не брошу.

Вопрос о семейных отношениях заглушил рев Соколова:

— Елизавета Павловна, и как это понимать?! Какие еще секреты вы храните от нас с Калиной?!

Он бросил взгляд на Калину и как-то догадался обо всем:

— Только не говори мне, Лешка, что ты все знал! Законопачу в самую дальнюю келью! — Он сверкнул глазами и поменял наказание: — Или за всепролазность посажу тебя в свое кресло, а сам подам в отставку. И крутись, как знаешь, с такой Великой княжной!

Она выпрямилась, напомнила себе, что она Великая княжна и Рюриковна, она Золотая Соколица и не дело даже главе Опричнины повышать на неё голос. Соколову её не запугать.

— В случившемся нет моей вины.

Соколов еще не спустил весь пар — его несло, как разогнавшийся паровоз:

— А предупредить не судьба?! О том же соколе, Елизавета Павловна!

Рядом с Калиной встал Вихрев. От него невыносимо воняло гарью.

— Аристарх Борисович, держите себя в руках, — угрюмо посоветовал он.

— Да если бы я не держал себя в руках! — Соколова объяло со всех сторон пламя, доказывая, что он как был самым сильным кромешником, так им и остался.

Калина и Вихрев шагнули вперед, своей грудью прикрывая Лизу. Только она раздвинула их в стороны и снова повторила очевидное — она устала быть мальчиком для битья:

— От меня это не зависело.

Соколов снова стал человеком, подавляя в себе пламя, которому он даже не удивился. Он скривился и напомнил:

— Сокол чей?

— Мой!

— Тогда чьи это проделки, если не ваши? — он снова начал закипать.

Лиза повысила голос в ответ:

— Прекратите на меня орать! Я не ребенок, которого стоит отчитывать. От меня ничего не зависело. Я не знала, что Огнь, чью печать я ношу, решится на такое.

Нет, она после случившегося в палате, что-то подобное могла предполагать, но как остановить Огня, решившего облагодетельствовать всех опричников?