Книга Кровь в моих жилах, страница 16 – Татьяна Лаас

Громов подозвал к себе Синицу, чтобы он не мешал опустившемуся возле трупа Карлу Модестовичу своими глупыми вопросами:

— Сбегай к магомобилю и притащи три лопаты. И еще… — Он посмотрел на Светлану, прислонившуюся к стволу ближайшей осины, и что-то горячо зашептал Синице. В ладонь парню перекочевал целковый из кармана Громова.

М-да, Громов явно собирался откопать алтарный камень, чтобы посмотреть, кому из лжебогов была принесена жертва. Еще, наверное, консультации попросит. Значит, придется терпеть голод и ждать. В груди совсем запекло, словно туда залетели осенние паучки и принялись вить там свои паутины, царапая лапками горло, и Светлана раскашлялась.

Громов, направлявшийся к Карлу Модестовичу, резко сменил направление и, достав из внутреннего кармана сюртука серебряную фляжку, протянул её Светлане:

— Не побрезгуйте. Себе от кашля беру. — Александр Еремеевич даже крышечку у фляжки открутил.

— Что там? — поинтересовалась Светлана.

— Сбитень, правда, холодный уже.

Она благодарно приняла фляжку — мед сейчас, на основе которого варился сбитень, самое то. Если сбитень еще и готовился по старым рецептами, только на травах, а не на новомодных заграничных специях, цены ему не будет.

Светлана сделала первый глоток и прищурилась от удовольствия. Приятная горечь зверобоя, свежесть мяты, пряная нотка ромашки, жар от имбиря, сладость меда. Солнечный лучик прорвался через листву деревьев, заставляя улыбаться. Иногда такой малости хватает, чтобы изменить настроение.

— Спасибо! — Светлана вернула фляжку Александру Еремеевичу. Он жестом остановил её:

— Не за что. Оставьте себе. Я хочу откопать алтарный камень. Как вы, выдержите?

— Со мной все в порядке, Александр Еремеевич. Я подожду.

Он принялся расстегивать сюртук, чтобы снять его — Светлана его не поняла: она не мерзла. Громов постелил свой сюртук на ближайший упавший ствол осины:

— Присаживайтесь. В ногах правды нет.

Светлана его даже поблагодарить не успела — Карл Модестович отвлекся от трупа и позвал Громова к себе. До неё долетали отдельные фразы: что-то о трупном окоченении, холодной ночи и подробностях после вскрытия. Громов присел на корточки возле тела и вместе с Петровым принялся его осматривать. Расстегнув воротничок на убитой, Громов как-то сипло вдохнул и выдал уже привычное:

— Холера!

Петров отозвался чуть менее прилично — Карл Модестович даже поперхнулся воздухом, но промолчал, дожидаясь конца осмотра. Громов вертел тело убитой основательно. Осмотрел и руки, и спину, и долго рассматривал обувь девушки — тонкие домашние туфли. Причем при этом он снова обернулся на Светлану, точнее на её туфли. Она демонстративно отвернулась, наслаждаясь отдыхом и теплом, даже плащ скинула, оставаясь только в мундире.

Парк был странный. Тихо пела одинокая птица, и все. Ни шороха в кустах, ни звука. Ни кошек любопытных, ни собак, ни белок — этих даже в городских скверах было полным-полно. Звери словно затаились, и Светлану мучил вопрос: чего так испугался Тоби, что его пришлось нести отсюда на руках?

Осмотр тела закончился. Громов выпрямился и отошел прочь, изучая уже следы вокруг. С разрешения пристава Карл Модестович подозвал санитаров, которые, подхватив тело убитой, донесли его до носилок и пошли прочь. Медицинский эксперт попрощался со всеми и тоже ушел.