Книга Хозяйка разрушенной крепости, страница 54 – Любовь Оболенская

– Уж не влюбились ли вы в этого проходимца, моя королева? – прорычал он.

– Да как ты смеешь, пес! – взвизгнула Гвиневра, влепив своему сопровождающему звонкую пощечину.

Аргавейн, видимо, осознав, что зашел слишком далеко, немедленно опустился на одно колено.

– Прошу простить мою дерзость, великая королева, – смущенно проговорил он.

Гвиневра надменно посмотрела на рыцаря сверху вниз и произнесла:

– Ты прощен. Поднимись и идем дальше. Я пока что набрала недостаточно подарков для того, чтобы разгневаться и уйти отсюда с полупустыми мешками.

И процессия как ни в чем не бывало двинулась дальше, забыв об обязательном подарке с нашей стороны. Хотя, видимо, дело было не в нем. Просто Гвиневре захотелось острых ощущений – и, получив их, королева пошла дальше.

– Что это было? – робко пискнула я, когда Гвиневра со своей свитой отошла достаточно далеко.

– Причуда взбалмошной жены правителя Камелота, – хмыкнул Ланселот. – Хорошо, если ее выходка быстро забудется. Но бывает так, что бродячие трубадуры цепляются за такую вот мелочь и раздувают из нее длинные истории, за которые их кормят и поят элем в придорожных тавернах. Не хотелось бы, чтоб этот эпизод, разукрашенный выдумками до неузнаваемости, дошел до ушей короля Артура. Думаю, тогда нам всем не поздоровится.

Не очень приятный осадок остался у меня на душе после встречи с королевой. Да и кому такое может понравиться? А еще я заметила, что ощутила нечто вроде укола ревности, когда Гвиневра игриво-оценивающе смотрела на Ланселота. Ишь ты! Надо будет на досуге покопаться в себе. Неужто я, шестидесятилетняя дама, запала на молодого парня?

Хотя почему шестидесятилетняя? Биологически я юная девушка и вполне могу себе позволить интересоваться мужчинами, которые немногим старше меня.

Хм-м-м…

Как-то я с этими заботами о выживании не задумывалась об этом. А между тем юной леди Элейн уже снились по ночам сны определенного свойства, вызывающие некоторое беспокойство в нижней части организма…

«Так, ладно, амурные переживания пока что оставим на попозже», – подумала я, наблюдая, как покупатели, распробовавшие вкус соленой рыбы, шустро разбирают ее, порой толкая друг друга локтями, чтобы пролезть без очереди.

Кстати, деньги на рынке были не особо в ходу – скорее всего, потому, что их у народа водилось в кошельках не так уж и много. Оно и понятно: римляне ушли, а новых монет, кроме тех, что находились в обращении, никто наштамповать не удосужился. Потому основной валютой рынка была пушнина, то есть шкурки местных промысловых животных.

Разменной «монетой» считались заячьи, как наиболее дешевые. Беличьи ценились немного дороже. Далее по шкале ценности шли лисьи. Выдра, куница, бобр и барсук шли примерно по одной цене. А вот за полдюжины хорошо выделанных шкурок горностая запросто выменивали сытую, холеную лошадь.

– Хозяйка, пора цену повышать, – негромко проговорил Винс, когда у нас осталась последняя невскрытая бочка рыбы.

– Согласна, – кивнула я. – Поднимай сразу вдвое, но делай скидку тем, кто берет много. До заката осталось не так много времени, и хорошо бы быстро распродать остатки.

– А у нас на дне бочек лежит основной товар, – прошептал мне на ухо Ланселот. – Может, я схожу к оружейникам, узнаю, почем они наше железо заберут?