Книга Хозяйка разрушенной крепости, страница 57 – Любовь Оболенская

Торговые места тут были оформлены значительно солиднее, чем на соседнем рынке. Рабы стояли на невысоких деревянных помостах – так и покупателям товар виднее, и невольники босые ступни не застудят на сырой земле. Не забота о людях, а чисто коммерческий интерес – кому нужен простуженный раб? Правильно, никому.

Некоторые невольники были привязаны к столбам.

– Это буйные, – кивнул на одного из них Винс.

– Не покорившиеся, – уточнил Ланселот. – То есть не очень умные. В их положении было бы проще притвориться смирным и покладистым, а после, улучив момент, сбежать.

– Не все такие прохиндеи, как ты, – усмехнулся начальник охраны крепости. – Некоторым проще броситься грудью на копье стражника, нежели терпеть неволю.

Кстати, стражников тут было не в пример больше, нежели на соседнем рынке. Оно и понятно: товар беспокойный, проблемный – но, похоже, весьма востребованный. Мы как раз проходили мимо помоста, с которого жирный старик под руки сводил двух молодых девушек, плачущих навзрыд. При этом вырываться они не пытались, так как каждую с другой стороны конвоировал здоровенный бугай из охраны богатого старца, который то и дело переводил масляный взгляд с высокой груди одной девушки на массивный бюст другой. Я аж скривилась от отвращения при мысли, что ждет этих несчастных девчонок сегодняшней ночью…

– А вот этот товар точно продать не получится, – кивнул Винс на огромного мускулистого невольника, привязанного лицом к столбу. Мужчину медленно, с расстановкой сек длинным пастушьим кнутом крепкий рыночный стражник. На спине раба было уже пять длинных кровавых полос – сплетенный из тонких кожаных ремней кнут при каждом ударе просекал кожу будто ножом…

– Почему не получится? – поинтересовался Ланселот, видимо, не очень сведущий в таких делах.

– Больно вольнолюбивый раб попался, – пояснил начальник охраны крепости. – Так секут тех, кого из-за буйного нрава не смогли продать и решили забить до смерти. Просто чтоб другим невольникам неповадно было мечтать о свободе. Обычно на этом рынке так забивают одного в день. Сегодня не повезло этому крепышу. Видимо, он из воинов, попавших в плен. Больно уж здоровый. Таких порой сломать не получается никакими истязаниями и остается только засечь до смерти в назидание другим.

Стражник как раз занес кнут для следующего удара – и тут я, не выдержав такого зверства, заорала на весь рынок:

– Остановись!

Оказалось, что на эмоциях леди Элейн умеет верещать так, что те, кто стоял рядом со мной, аж присели от неожиданности. Я и сама удивилась – в прежней жизни у меня голос был начальственно-грубоватый, музыкальностью не отличающийся. А тут мои голосовые связки выдали такую высокую ноту, что у меня самой слегка заложило уши.

Стражник, занесший было кнут для нового удара, от моего вопля вздрогнул и чуть не выронил свое орудие пытки. Но тут же взял себя в руки и яростно обернулся:

– Ты кто такая, чтобы мне указывать! – рявкнул он. – Сама к позорному столбу захотела?

– Полегче, служивый, – прорычал Ланселот. – Ты говоришь с благородной леди Элейн Уэльской! Смотри, как бы за такие речи самому не отхватить плетей!

Лицо стражника перекосило от ненависти, и кто знает, чем бы закончилась эта перепалка, если б я не вмешалась.

– Перестаньте! – крикнула я. И, ткнув пальцем в истязаемого, спросила: – Сколько стоит этот человек?