Книга Хозяйка королевской таверны, страница 23 – Любовь Оболенская

– Обет, что ли, такой?

Я помнила, что «обет» – это когда человек обещает небесам не совершать определенных действий. Зачем он это делает, непонятно, но в Средние века это вроде было модно. Людей можно понять: интернета, видеоигр, телевидения нет, даже радио еще не изобрели, потому народ развлекался как умел. В принципе, Вилль подкинул хорошую идею: на любую странность с моей стороны можно кивать, мол, обет такой – и, наверно, вопросы должны сняться.

Я кивнула.

– А-а-а, тогда другое дело, – протянул одноглазый. – Сейчас, погоди, где-то жена должна была в сено положить бурдюк с водой для коня.

Бурдюк нашелся.

Вода в нем пахла тиной и сырой кожей, из которой была сделана эта средневековая фляга. Пересилив себя, я сделала пару глотков. Если к вечеру не сдохну от таких разносолов, буду считать, что мне крупно повезло.

Еще через несколько часов тряски стало смеркаться, и мы остановились на ночлег возле какой-то речушки, где я, наконец, смогла напиться нормальной проточной воды. Которая, кстати, оказалась на редкость вкусной, неуловимо пахнущей свежими травами и цветами. Хотела сбросить платье и ополоснуться, но, поймав заинтересованный взгляд Вилля, не рискнула, ограничившись умыванием.

– Ты это, если замерзнешь, приходи погреться, – подмигнул мне одноглазый, закапываясь в сено, расстеленное на дне повозки. Но я решила, что лучше умру от ночного холода, чем лягу рядом с этим уродом.

Правда, спать на голой земле оказалось так себе идеей. Я покрутилась туда-сюда на траве и поняла, что к такому жизнь меня не готовила.

Из повозки несся мощный храп рива, потому я рискнула тихонько забраться туда, забиться в противоположный угол и попытаться заснуть. Удивительно, но попытка удалась с первого раза – видимо, груз необычных впечатлений и скудная пища способствуют здоровому сну в любых условиях.

Проснулась я от ощущения, что чья-то рука трогает мою ногу возле колена, постепенно забираясь повыше. Мгновенно открыв глаза, я увидела ухмыляющуюся рожу Вилля, нависшую надо мной.

– Будь умницей, детка, – хриплым от возбуждения голосом проговорил одноглазый. – Приласкай меня и не пожалеешь…

Нам, манекенщицам, не привыкать к подобным предложениям от всяких омерзительных типов, потому наша сестра реагирует на них мгновенно, на рефлекторном уровне.

В следующее мгновение рив замер, ощутив на своей щеке холод металла. А я услышала свой голос, спокойный и безмятежный, как рассветное небо над головой:

– Убери свои лапы, Вилль, если не хочешь лишиться второго глаза.

Рив покосился на нож в моей руке и аккуратно, опасаясь сделать лишнее движение, убрал руки из-под моего платья. При этом я заметила, как в его взгляде промелькнуло нечто вроде уважения.

– Лихая ты девка, как я погляжу, – проговорил Вилль, на всякий случай отодвигаясь на безопасное расстояние. – Теперь я понимаю, почему ты приглянулась Робину – такая же отчаянная, как и он. Ладно, забыли. Есть хочешь?

– У меня больше денег нет, – соврала я. И тут же добавила: – Лишних.

Рив пожал плечами, достал сверток с едой, разломил лепешку, подумал – и протянул половину мне.

– Бери бесплатно. Из уважения к Робину.

Я отказываться не стала. Полагаю, дело было не в уважении, а в опасении, что лесной разбойник прознает про то, куда рив пытался сунуть свои руки, и тому не поздоровится. Стало быть, задабривал. Ладно, будем считать, что на завтрак я заработала собственной безбашенностью.