Книга Королевская кровь-13. Часть 2, страница 40 – Ирина Котова

Но и алкоголя хватало.

Ему было шестнадцать, когда он поступил в Императорскую академию философии и искусств: все Ши получали философское образование, параллельно занимаясь на военном отделении, чтобы на выходе получить и офицерское звание. Учился он под личиной и под дальним родовым именем, учился сдерживать свою ауру, чтобы не могли ее ощутить одаренные — видеть ее могли единицы в мире — но и там вышел он на первые роли, и там заслужил восхищение преподавателей и почти поклонение однокурсников.

— И только малая коронация все еще не давалась мне до конца, — говорил Вей Ши.

Каждый год приходил Вей Ши в пик сезона своего божественного отца в его храм, и погружался в зеркальный колодец, и вступал в конце на круг смирения, и встречал на пути зеркального тигра. И каждый раз тигр задавал ему вопрос «Что превыше всего?».

Он отвечал разное. И «честь рода», и «страна», и «любовь», и «народ». Он спрашивал у отца и деда, у своих преподавателей и даже у своих наложниц, он читал множество книг — и отвечал, а тигр печально качал головой, изрекал: «Важно не то, что ты говоришь, а то, как ты ощущаешь», — и растворялся, оставляя его на полу храма, разочарованным в себе и в мире, злым и опустошенным.

В дворце его почти еженедельно устраивались праздники с возлияниями, выступлениями женщин и смехом до утра. На буднях он по-прежнему был почтительным сыном, отличным учеником, который в совершенстве овладел клинками и борьбой без оружия, а к выходным отпускал себя в пляс.

«Это красная кровь так влияет», — говорили одни.

«Но все Ши по молодости любили побаловать плоть», — многозначительно отвечали другие, заставшие еще отца Вея юношей и слышавшие о деде.

Отец почти постоянно был в разъездах, дед проводил беседы о долге и самодисциплине, о том, что Ши должны быть достойны первопредка. Вей не смел возражать. Но делал по-своему.

А вот мать все больше тревожилась. Мать уговаривала его остыть, прежде чем что-то делать, плакала и ругалась, высказывала прямо, что друзья его ему вовсе не друзья, раз поддерживают в гулянках, и что, возможно, сын мало нагружен, если есть время на безобразия. И что нет чести в том, чтобы не властвовать собой.

— Я понимал, что она права, учитель, — говорил он глухо, — но я ненавидел весь мир. И я начал ее избегать.

Но однажды на третьем курсе в университете с ним столкнулся первокурсник, облив его штаны и ботинки горячим кофе с молоком. Вей Ши вспылил, несмотря на испуг и искренние извинения мальчишки, и приказал ему протереть свою обувь. А когда тот, удивившись, отказался, и поинтересовался ментальным здоровьем старшекурсника, заставил его это сделать собственным пиджаком.

Сделал бы он это, если бы накануне не попытался вновь безуспешно пройти малую коронацию? Он не знал ответ. Знал лишь, что все шло к тому, что однажды он так вот сорвется.

Это стало известно родным в тот же день — за Веем, конечно, же приглядывали. Первокурснику, как и всем свидетелям, затерли память, а Вея, который уже осознал, что сделал, и уже пожалел, запретили ходить в университет, пока он не научится управлять гневом.

Матери тогда не было в Императорском городе — она ездила по провинциям с инспекцией школ для бедняков. Но отец ей, конечно же, рассказал.

Вей Ши все эти дни перекипал изнутри, то съедаемый стыдом — нет не потому, что лишил человека свободы воли и унизил его, а потому, что попрал честь рода, — то распаляемый гневом.