Книга Рапунцель в волчьей стае, страница 189 – Любовь Черникова, Мира Ли

Я моргнула, не понимая, это она в прямом смысле или в переносном. Если в прямом, не хотела бы я иметь ничего общего с этой ужасной семейкой. И вообще, странно, что при таком раскладе Бергман так расстроился из-за наследника.

— Инга, а у моего отца есть наследники?

— Ты единственная.

— Выходит, моему отцу повезло, у него только беззубая дочь? — пошутила я.

— Не совсем так. Без наследника долго власть не удержать. Особенно в нашей стае. Хотя и сейчас мало кто отважится бросить нашему вожаку вызов.

— Выходит Эрику Бергману никто никогда не бросал вызов?

— Почему же? Пытались. Вот только рискнувшие уже на том свете… Уточняю, далеко не всегда в результате честного поединка. Пусть у альфы и нет теперь столько власти в стае, как прежде, но все еще предостаточно влияния, жестокости и денег. Не думаю, что найдется хоть один сумасшедший, который решится бросить ему вызов в ближайшее время…

Я плюхнулась в кресло, закрыв лицо руками. Гос-с-споди… Неужели во мне течет звериная кровь этого ненормального?!

Не до конца сформировавшаяся догадка молнией мелькнула в сознании.

— Подожди… — встрепенулась я. — Что значит «нет уже столько власти в стае»?

Инга замешкалась, прежде, чем ответить. С опаской покосилась на дверь, и только потом тихонько сказала:

— Без жены альфа стал сдавать. Говорят, умирая, Аста прокляла его. А предсмертное проклятье вилы — страшная вещь.

Я нервно усмехнулась и пошутила:

— Спасибо. Теперь я знаю, что делать, если надумаю помереть раньше времени…

Вибрация мобильного прервала нашу беседу. Волчица быстро прочитала сообщение и, кивнув мне, поспешила покинуть мою комнату.

Уставившись в окно невидящим взглядом, я пыталась переварить все услышанное, и вот какой вывод напрашивался: папочка своей жестокостью пытался сохранить власть.

Рада рассказывала, что ее отец мысленно может давать команды каждому члену стаи. Это называется власть вожака, вроде бы. Уверена, ее Эрик Бергман и потерял, а теперь стремится вернуть.

Инга не сказала, что ему от меня нужно, но я и сама догадалась. И эта догадка заставила все мое существо вздрогнуть, замерев на несколько долгих секунд…

Я — единственная наследница Эрика Бергмана, и у меня есть такая нужная ему сила вил! Точнее, была. Но отрезав и перекрасив волосы, я, похоже, ее действительно заблокировала.

Руки беспомощно упали на колени. Острое, как нож, осознание проникло в мое сердце — отец не отпустит меня никогда! И маму не отпустит, потому что только так он сможет вернуть себе почти утраченную власть и остаться альфой.

Не знаю, сколько времени я просидела вот так: замерев от шока и уставившись в одну точку. Может, час, а может даже два. Но дверь снова распахнулась, и на пороге комнаты появился сердитый отец.

Я встретила его равнодушным, пустым взглядом. Вот он: мерзкий, жестокий, отвратительный мне до глубины души. И… теряющий силу тиран.

По сложившейся традиции Эрик Бергман какое-то время прожигал меня недовольным взглядом, а затем его щека нервно дернулась:

— Сегодня утром я был на Совете и встретил там Ярослава Сибирского.

Услышав такое родное мне имя, я вся подобралась. Но тут же волнение заставило мое сердце ухнуть в бездну: если они сегодня виделись, значит Яр уже в Питере! Так близко и одновременно так далеко…

Отец усмехнулся, сделав шаг ко мне. Похоже, он читал меня, как открытую книгу.