Книга О Пепле и Стали, страница 107 – Элиза Рейн

— Матушка! Пусти!

Мне удается изогнуть непослушное тело достаточно, чтобы увидеть, как Инга со злобной улыбкой на лице привязывает веревку к верху корзины.

Они хотят свесить меня с края.

Я не боюсь высоты, но в плетеном дне корзины есть дыры такого размера, что нога легко выскользнет. Пытаюсь принять как можно более устойчивую позу, учитывая, что не вполне могу двигаться, и разражаюсь длинным потоком ругательств, когда меня опускают за край площадки.

Клетка раскачивается, и я смотрю вниз. Земля, похожая на смертоносную белую полосу, виднеется пугающе далеко внизу.

От инстинктивного ужаса сводит живот.

Видимо, не важно, боюсь ли я высоты. То, что я привязана к краю пропасти вызывает животный ужас, который не могу подавить.

До меня доносится голос матери:

— Скажи мне, где тиара.

В мой разум проползает что-то пугающее. Это магия теней Оргида.

Сначала крики слышатся будто издалека, потом становятся громче до тех пор, пока я не слышу лишь их. Мое сознание наполняется образами. Сарру разрывают на части Крикуны и она превращается в одного из них, только с по-прежнему человеческим лицом. Смеясь, Каин сжигает деревни целиком, его проклятие поглощает все вокруг, как дикий огонь. Моя сестра умирает снова и снова, и с каждым разом ее смерть все более жестока.

Кровь течет по каменным стенам. Тени преследуют кричащих жертв по бесконечным коридорам. Каждое видение страшнее предыдущего, каждый крик еще отчаяннее.

Вновь слышу голос матери:

— Скажи мне, где тиара.

Сжимаю губы и закрываю глаза, стараясь дышать ровно и через нос.

Но это слишком.

Я не могу смотреть на эти ужасные вещи и подавлять нарастающий страх больше ни секунды.

Что-то щелкает у меня в голове, и будто содрогнувшись внутри разума, я оказываюсь в галерее.

Я оглядываюсь в своем восхитительно прохладном, тихом убежище.

Здесь Оргид меня не найдет.

Крики стихли. Кровь исчезла.

Я в безопасности.

Слоняюсь по знакомым коридорам, наугад касаюсь статуй, чтобы пережить заново самые счастливые моменты своей жизни, чтобы заглушить эхо ужаса.

Но что-то не так. Чем дольше я здесь остаюсь, тем больше меняется галерея. Статуи двигаются и что-то шепчут, когда я не смотрю на них. Воспоминания оживают беспорядочно, просачиваясь одно в другое, будто краски, которые смешивают. Я вижу себя в тех эпизодах, которые точно не проживала. Время течет быстро и бессмысленно.

Изредка меня выбрасывает в реальность, но тени и кровь заставляют меня вернуться в галерею. И с каждым разом она искажается все сильнее.

В конце концов я оказываюсь в реальном мире, и вокруг все тихо.

Ни криков, ни крови. Я больше не в корзине. Я снова в своей камере.

Я тут же призываю Торви. Она появляется, глядя на меня с прищуром.

— Ты меня прогнала, — сухо говорит она.

— Мне пришлось. Они бы причинили тебе вред, — говорю я. — Почему… Почему тебя трое?

— Что-то не так, — говорит Торви у меня в голове, и ее слова доносятся будто из-под воды, пузырясь и искажаясь. — Ты говоришь невнятно.

Я смотрю на ту Торви, что в центре, и пытаюсь думать.

Мой разум будто разделился надвое. Первая его часть совершенно ясная и бдительная. Вторая — полная противоположность.

Ты никогда не проводила в галерее так много времени. Что-то произошло с твоим восприятием реальности. Так подсказывает мне сознанная часть.