Книга Царствование Розы, страница 10 – Кейт Голден

И все же моя кровь похолодела, а разум застыл в оцепенении.

Не магия.

И передо мной… не Лен. Или все еще Лен, но, возможно, таким, каким он выглядел тридцать лет назад. Полный сил, мудрый, с резкими чертами лица. Тот, кому можно доверить жизнь, но, пожалуй, не свою женщину.

Лен, Белый Ворон… кем бы он ни был, он был не просто волшебником.

— Что ты такое?

Глава 2

АРВЕН

Я закричала, как банши⁵, извиваясь и вырываясь из рук стражников, не пытаясь сдержать ни капли своей бешеной, кипящей ярости.

И дело было даже не в боли. Вернее, я уже почти не чувствовал боли.

После всех этих недель, когда у меня забирали свет, это воспринималось скорее как надругательство, причинявшее гораздо больше душевных страданий, чем физической боли.

— Не двигайся, — хрипло произнес Мэддокс, его серебряные доспехи переливались на напряженных мускулах. — Ты лишь усложняешь процесс.

Вот почему я кричала.

— Хорошо, — выплюнула я в тупоголового королевского стражника и его невыносимо квадратную челюсть. Я беспорядочно забила ногами и попала Вину по коленной чашечке.

— Ай, — простонал он, и мягкие темные волосы упали на его детское лицо.

— Этого бы не случилось, если бы ты встал на колени, как я, — прошипел Мэддокс на своего подчиненного из своего низкого положения, прижимая меня к стулу. Затем, вполголоса: — Ни на что не годный слабак..

— Отпусти! — выкрикнула я. — Вы оба, жалкие, пресмыкающиеся…

Октавия прервала меня.

— Как же я ненавижу этот голос.

Я могла бы сказать то же самое о колдунье, что сейчас вытягивала лайт из моих вен. В промежутке между первым ее визитом за урожаем, когда я рыдала в голос, и пятнадцатым — тем днем, когда я таки плюнула ей в лицо, — мне начало казаться, что Октавия похожа на старую самку питона. Верховную хищницу, чья чешуя уже поблекла, но что изо всех сил старалась доказать свою мощь, всю бездну своей злобы всякому, кто согласен был внимать. А тем, кто не был согласен, — порой даже с особым, лихорадочным усердием.

Она также говорила с таким же змеиным шипением.

— Представь, если бы я просто вырвала его.

Я открыла рот, чтобы высказать проклятие, но ничего не последовало. Тишина, сколько бы я ни кричала, ни хрипела, ни хныкала.

— Так гораздо лучше.

Октавия вернулась к кровавой работе: поправила трубки, вживленные в тыльные стороны моих ладоней и сгибы рук. Когда я вздрогнула, мне поклялось, что в ее улыбке проглянули клыки. Она изучала бледно-белый свет, что сочился через ее конструкцию в огромные стеклянные сосуды у ее ног. Ее поседевшие волосы до бедра скользили по моим ногам, пока она возилась. В ушах стоял зловещий напев Мэддокса. Нездоровая радость от моей боли, извивавшаяся в его голосовых связках. Интересно, слышит ли он сам этот раздражающий гул?

Я вновь обмякла в кресле, и с моего лица взметнулись и опали пряди волос, гонимые вздохом поражения.

В то же самое громадное бархатное кресло, в котором я сидела почти что каждый день. В той же самой роскошной комнате, в которой я очнулась два месяца назад. Которая располагалась на вершине все той же душной высоченной башни в том же самом дворце в той же самой столице того же самого кошмарного Царства Фейри, который, казалось, мне никогда не покинуть.

Когда Октавия вытянула из моих вен последнюю каплю света, Вин уложил меня — опустошенную и все еще немую — на обманчиво роскошную кровать. Руки бессильно упали на тело, и я сжалась в комок. Мне было все равно, кто на это смотрит.