Книга Харчевня «Три таракана» история выживания на гномьем торжище, страница 111 – Юлия Арниева

И вдруг так же внезапно, как началось, все стихло.

Гул прекратился, словно кто-то перерезал невидимую нить, связывающую его с источником. Тряска замерла. Пыль еще плавала в воздухе, медленно оседая на пол, на столы, на наши волосы и одежду, но мир вокруг снова обрел твердость и стабильность.

Мы лежали под столом, тяжело дыша, не решаясь пошевелиться. Тишина после землетрясения была почти физически ощутимой, давящей, зловещей. Где-то за стенами раздавались крики — далекие, испуганные голоса жителей торжища, — но здесь, на кухне, было тихо, если не считать нашего сбившегося дыхания.

— Кажется, закончилось, — осторожно сказала Тара, первой нарушив молчание. Ее голос был хриплым, будто она долго кричала, хотя я не помнила, чтобы она издала хоть звук.

— Что это было? — прошептал Лукас, и в его глазах стоял неподдельный ужас. — Землетрясение?

— Похоже на то, — я медленно вылезла из-под стола, придерживая мальчика за плечи, чтобы он не двигался слишком резко. Рана могла снова открыться. — Первое, которое я видела здесь.

Осмотревшись, я обнаружила, что ущерб был меньше, чем я опасалась. На кухне разбилась только моя кружка да еще несколько тарелок, что стояли слишком близко к краю полки. «Толстяк Блин», прикрученный болтами к массивной столешнице, даже не сдвинулся с места, лишь слегка покосился набок, но продолжал работать, его мощные крюки методично месили тесто. «Паучок-Мойщик» застыл на дне таза, притворяясь мертвым металлом — инстинктивная реакция на опасность, заложенная отцом в программу. «Ветошкин» перевернулся на бок, его короткие ножки беспомощно шевелились в воздухе, и я поспешила его поднять.

— Все в порядке, друг мой, — прошептала я, поглаживая его медный бок. — Все закончилось.

Механизм довольно звякнул и тут же принялся подметать рассыпавшуюся из трещины в стене штукатурку.

В зале картина была хуже. Два стола опрокинулись, скамьи валялись вразнобой. Осколки битой посуды усеивали пол. Но главное — в дальнем углу у стыка двух стен появилась трещина. Тонкая, зигзагообразная, она поднималась от пола до самого потолка, и сквозь нее пробивался дневной свет. Дом выдержал, но едва.

— Богиня-мать, — выдохнула Тара, оглядывая разгром. — Если бы тряска продлилась еще минуту…

Она не закончила, но я понимала. Еще минута, и крыша могла обрушиться. Стены — рухнуть. Мы могли погибнуть, погребенные под обломками собственного дома.

Я помогла Лукасу добраться до одной из уцелевших скамей и усадила его, велев не двигаться. Мальчик кивнул, все еще бледный от пережитого шока, но послушно остался на месте. Мы с Тарой принялись за уборку — нужно было расчистить проходы, собрать осколки, проверить, насколько серьезны повреждения.

Час пролетел в лихорадочной работе. Стучать в дверь начали, когда мы как раз заканчивали подметать последние осколки в зале. Стук был настойчивым, паническим — кулак колотил по дубовым доскам с такой силой, словно от этого зависела чья-то жизнь.

Я обменялась взглядом с Тарой. Та инстинктивно положила руку на рукоять ножа — привычка последних дней, когда каждый стук мог означать новую угрозу.

Осторожно приблизившись к двери, я выглянула в окошко. На пороге стоял орк. Молодой, лет двадцати пяти, в простой кожаной одежде, но то, что привлекло мое внимание, было не это. Его лицо, обычно зеленоватое у здоровых орков, было серым от страха. Глаза — широко распахнуты, в них читался неподдельный ужас. Он тяжело дышал, словно пробежал всё торжище без остановки.