Книга Харчевня «Три таракана» история выживания на гномьем торжище, страница 5 – Юлия Арниева

Следующая дверь вела в ванную и здесь я замерла от удивления. Это помещение разительно отличалось от всего, что я видела до сих пор. Стены были выложены тем же серым камнем, что и во всем доме, но здесь их отполировали до зеркального блеска, и они ловили и отражали тусклый свет из небольшого окошка под потолком.

В центре комнаты стояла ванна. Не деревянная кадка, как можно было ожидать в этом странном месте, а настоящая, глубокая ванна, сделанная из тускло поблескивающей меди, с высокими, изящно изогнутыми краями. Рядом с ней на стене располагалась раковина из того же металла, а над ней — причудливый латунный кран со сложной системой вентилей.

Я подошла ближе и повернула один из вентилей. С тихим шипением из крана полилась вода. Чистая, холодная вода со слабым металлическим привкусом. Я подставила руки, ощущая ее прохладу на коже.

Закрыв кран, я направилась к последней двери. За ней оказался кабинет, и, кажется, это было настоящее сердце всего дома. Комната была завалена книгами, свитками, какими-то чертежами на плотном пергаменте. Они лежали на большом письменном столе, на полках вдоль стен, даже на полу. Везде царил творческий беспорядок.

На столе среди бумаг я заметила странные инструменты из металла и дерева: циркули, какие-то измерительные приборы, сложные механизмы непонятного назначения. В углу стоял верстак, на котором в полуразобранном состоянии лежало что-то, отдаленно напоминающее металлическую птицу со сложенными крыльями. Рядом еще один механический паук, но больше того, что внизу и явно неисправный, у него не хватало двух ножек.

Воздух был пропитан запахом старой бумаги, чернил и смазочного масла. Это было убежище ученого, мастерская изобретателя. Или сумасшедшего гения.

Я осторожно подошла к столу, стараясь ничего не задеть. Чертежи были покрыты мелкими, аккуратными записями. Схемы механизмов, расчеты, формулы… Кто бы ни жил здесь, он был настоящим мастером.

Чувство, что я вторгаюсь в чужую, сокровенную жизнь, стало невыносимым. Я поспешно покинула комнату и осторожно спустилась на кухню.

В зале было тихо, подростки, видимо, закончили свою работу. Когда я вошла туда, то увидела разительные перемены. Уцелевшая мебель была аккуратно расставлена по местам. Столы и скамьи стояли ровными рядами, готовые принять посетителей. Осколки посуды исчезли, пол был чисто подметен, а половицы даже протерты влажной тряпкой. А вся сломанная рухлядь: обломки стола, скамьи, стульев — была аккуратно сложена у самого выхода.

Увидев меня, русоволосый гном почтительно кивнул.

— Мы все, хозяйка. Отцы починят, занесем обратно, — коротко бросил он, смущенно потирая нос. — Извиняемся за отцов. Они… когда выпьют, буйные становятся.

Не дожидаясь ответа, они подхватили сломанные доски и, один за другим, вышли из харчевни, оставив меня снова в полном одиночестве.

Я медленно обвела взглядом прибранный зал. Он все еще выглядел простовато, но уже не безнадежно. Здесь можно было работать, принимать гостей.

Мой взгляд снова упал на входную, незакрытую дверь. На ней, на ржавом гвозде, висела небольшая деревянная табличка и на ней было что-то написано.

Я подошла ближе. «ОТКРЫТО». Слово было выжжено на дереве незнакомыми, угловатыми буквами, но я понимала его смысл так же ясно, словно всегда умела читать эти письмена. Только сейчас, на фоне относительного спокойствия, эта мысль ударила меня с новой силой. Я понимаю их необычную, грохочущую речь. Я читаю их буквы.