Книга Сошествие в Аид, страница 186 – Хейзел Райли

У меня, наверное, самое униженное выражение лица в истории униженных выражений. Хайдес делает шаг, и я не отступаю. Он всё равно настороже — справа от меня ваза, и он явно боится, что я метну её в него.

— Но в постель ты с ней лёг. А Аполлон? Как ты мог…

Он тут же перебивает:

— Это была игра, — бормочет почти с неловкостью. — Игра, в которой участвовал и Аполлон. Прошлым летом, да. Я не хотел. Я просто следовал правилам. И это был только секс. Я её даже не поцеловал. Больше — ни разу не прикоснулся. Но она стала ещё сильнее зацикливаться на мне. Так что…

— Я ошиблась во всём, — подытоживаю. Отхожу назад, пока не упираюсь в холодную стену.

Хайдес следует за мной — всё ещё немного тревожный.

— Ты не ошиблась. Не на этот раз, — улыбается. И явно вспоминает, сколько раз раньше говорил обратное. — Минта тебя обвела вокруг пальца. И когда ты спросила, спали ли мы, наверное, мне не стоило первым словом отвечать «да».

Глаза наполняются слезами. Он не сваливает на меня вину. А ведь часть вины — на мне. Ноги подкашиваются, я сползаю вниз, но он ловко подхватывает и ставит на место. Ладонями перекрывает мне пути к бегству, упираясь в стену по обе стороны от моего лица.

— Я дала себе слово не доверять, — шепчу. — Но когда ты позвал встречать рассвет… Это было слишком. Я не выдержала. Прости.

Он склоняет голову, глаза прикованы к моим губам:

— Для такой упрямой, строптивой Дивы, как я, приятно слышать, что ты умеешь извиняться.

Я закатываю глаза, но улыбаюсь:

— Перестань пытаться мне облегчить жизнь. Я не заслужила.

— Заслужила это и больше.

По инерции я касаюсь его руки, обтянутой чёрной тканью. Скольжу к вороту пиджака и прячусь под ним, прижимая ладонь к его коже. Его дыхание тяжелеет, когда кончики моих пальцев обводят рельеф пресса. На нём без ремня — я стягиваю брюки ровно настолько, чтобы открыть «V» у паха. Провожу по ней дрожащей ладонью — и эрекция Хайдеса упирается в ткань.

Он зажмуривается, морщась от сладкой муки:

— Не делай так, Хейвен. Убери руки, пока я не сорвался.

Я не раз говорила ему, что не хочу «просто секса». Что мне нужно, чтобы он хоть как-то озвучил, что чувствует. Хоть что-то, отдалённо похожее на любовь. Я не прошу «я тебя люблю». Не прошу речей про то, какая я дивная и как ему со мной хорошо.

Мне нужно… хоть что-то. Точка, с которой начинается картина. Пятно цвета, которое разрастётся в целое полотно.

И тут я вспоминаю слова, которые только что бережно спрятала в память.

— Только что… — я прочищаю горло. — Только что ты сказал: ты ревнуешь меня.

Хайдес распахивает глаза — его зацепил мой резкий вираж.

— Да. И?

— Ты ревнуешь меня, Хайдес?

— Да, — отвечает неуверенно.

Ревность не испытывают к человеку, которого хочешь лишь утащить в постель, а потом забыть. Ревность цепляется к костям и выгрызает изнутри. Это, в своём больном и странном виде, грань любви.

— И в кафетерии ты сказал моему брату, что не позволишь, чтобы со мной что-то случилось, — добавляю.

Он всё больше сбит с толку, но подыгрывает:

— Да.

— Ты хочешь меня защищать, Хайдес?

Его челюсть каменеет:

— Я раскрошу рожу любому, кто хоть раз доставал тебя раньше. Дай список — и я пойду, Хейвен.

Я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться. Его это бесит — теперь он понимает, как бесился я минутой раньше, а он только развлекался.