Книга Сошествие в Аид, страница 197 – Хейзел Райли

Я останавливаюсь спиной к нему:

— Завтрак.

Он вздыхает:

— Я про «потом».

Ещё проще:

— Секс.

Он хмыкает, но в его хрипотце слышится грустная нотка:

— Понял. Ты избегаешь ответа, потому что вопрос скользкий.

Я ухожу, не попрощавшись. Этих последних реплик мог бы и не говорить. Он отлично знает, что должен делать я с Хейвен. Оставить её в покое. Папе с мамой эта странная «связь» точно не понравится. Да и пусть. Решать за меня они не будут. А Хейвен нас уже знает.

Я стараюсь открыть дверь в свою комнату как можно тише. Бесполезно: внутри понимаю, что поздно. Кровать пуста и всё ещё взлохмачена. Я легко представляю маленькое тело Хейвен, как я оставил его пару часов назад, и улыбаюсь. Ей хорошо в моих простынях. Ей хорошо в моей кровати. Ей хорошо надо мной и подо мной. Ей хорошо со мной.

— Хейвен? — окликаю. А если ушла? Если пожалела о случившемся? Я бы не осудил. Что ей может дать такой, как я? Кроме кучи очень приятных, очень мощных оргазмов. Без хвастовства.

— Я здесь! — отвечает она. Весёлая. И к голосу примешивается плеск воды.

Теперь мне любопытно. Во всех смыслах.

Я захожу в свой санузел. Вот она. Лежит в ванне, утонув в мыльной пене. Торчит только голова. Рыжие волосы, как обычно, заколоты ручкой. Она поворачивается ко мне — сначала ловит мой взгляд. Дарит лучезарную улыбку, и у меня тает сердце. Потом замечает поднос у меня в руках — а я стою, как идиот.

— Еда?

Я киваю и ставлю поднос на раковину. Скрещиваю руки на груди и изо всех сил не пытаюсь выискивать под пеной хоть кусочек её тела.

— Я подумал, ты проголодалась. Ну как утром обычно — люди хотят есть.

Хейвен теребит пригоршню пены; обнажённая рука заставляет меня судорожно сглотнуть.

— Ты сам готовил? Или это сделал Аполлон?

Каждый раз, как эти прекрасные губы произносят имя моего брата, мне хочется врезать ему. Она делает это, чтобы задеть — и частично мне это даже нравится.

— Я. Только я. Аполлон руководил, но не прикасался. И идея нарисовать рожицу на панкейке из фруктов — тоже не его, на всякий случай.

Хейвен смотрит на меня своими разноцветными глазами. Один — карамельный, другой — голубой. Ей смешно.

— Ты нарисовал рожицу на панкейках?

Звучу как полный лузер, да? Почему у меня именно такое ощущение.

— Возможно, я преувеличил формулировку. Я украсил фруктами, и случайно получилась мордашка.

Она прикусывает губу. Её взгляд скользит по мне сверху вниз и снова вверх. Щёки чуть розовеют — я поворачиваюсь так, чтобы она разглядела меня лучше. Если есть то, что она не умеет скрывать, — так это нездоровое влечение ко мне. Я узнаю его — потому что смотрю на неё так же.

— Может, твои родители ошиблись с греческим богом, чьё имя тебе дали.

Я выгибаю бровь, готовый к подначкам:

— Да? И как меня надо было назвать?

Я подхожу ближе; она выпрямляется, обнажая приличную часть груди. Провожу пальцем по бортику ванны и добираюсь до места, где лежит её шея. Вытаскиваю ручку из волос — они распадаются мягкими волнами — и сжимаю их, откидывая её голову назад. Она смотрит на меня. Я касаюсь кончиком носа её носа.

— Ну же, Хейвен, что ты скажешь обо мне?

Она не отвечает. Снизу я вижу линию её грудей. Вдруг она хватает меня за руку, взметнув воду и пену во все стороны. Это врасплох. Не понимаю, что она задумала. Потом скользит моей рукой в воду и тянет вниз, погружая её. Кладёт на середину груди и ведёт ниже, к животу — останавливает ровно настолько, чтобы свести меня с ума.