Книга Сошествие в Аид, страница 23 – Хейзел Райли

— Я… э… да.

— Ваши приборчики глючат, — начинаю оправдываться. — Я не врала.

В тишине резко запищал ускоренный сигнал. Мы оба уставились на пульсометр у меня на пальце. Я срываю его и бросаю ему. Теперь уже мне по-настоящему стыдно.

Он сжимает губы, пряча улыбку, ловит прибор и прячет в карман.

Надо срочно сменить тему. Сказать что угодно, лишь бы увести разговор.

— Так какие яблоки твои любимые? Хайдес твердит, что красные лучшие. А ты?

Аполлон откидывается на спинку дивана. Всё ещё избегает моего взгляда. Думает серьёзно, я это вижу. И снова поражаюсь — насколько же яблоки важны для этой семьи.

— Жёлтые, однозначно, — бормочет. — Они самые сладкие.

— Объясни, почему вы так помешаны на этих фруктах?

Он смотрит прямо на меня. Всего несколько секунд, но их хватает, чтобы у меня внутри всё перевернулось. Он открывает рот, готов что-то сказать — и в этот момент что-то врезается мне в грудь и накрывает пол-лица.

Происходит всё так быстро, что я даже не успеваю испугаться. Хайдес стоит в нескольких метрах от меня, рука всё ещё вытянута вперёд. Я смотрю, что он только что швырнул в меня. Обычная чёрная толстовка на молнии.

Бесполезно сопротивляться и говорить, что она мне не нужна. Я надеваю её и застёгиваю до конца, радуясь теплу.

— Спасибо.

— Завтра верни. До обеда. Лестница западного крыла, — отвечает он плоским тоном.

— Да, конечно, я… — но Хайдес уже отвернулся и пошёл прочь. Опять.

Это было… по-своему заботливо. Но при этом — совсем нет. Разве можно быть и добрым, и недобрым одновременно?

Я вздыхаю. Краем глаза замечаю, что Аполлон смотрит на меня. Встретив мой взгляд, он резко отворачивается.

— Пожалуй, мне лучше вернуться в свою комнату. Брат, наверное, волнуется.

Аполлон медленно проводит пальцем по нижней губе, тёмно-вишнёвой, словно вино.

— Я думал, ты хочешь узнать, почему мы так любим яблоки.

Я мгновенно снова усаживаюсь. Это его развлекает — он тихо смеётся.

— Я слушаю.

Он наклоняется вперёд, сложив ладони. Его рубашка всё ещё распахнута, и я без тени смущения позволяю себе рассматривать его подтянутое, покрытое татуировками тело.

— Помнишь миф о свадьбе Фетиды и Пелея? Когда богиня раздора, чтобы отомстить за то, что её не пригласили, бросила золотое яблоко Афине, Афродите и Гере?

Я киваю.

— Оно было «для самой прекрасной», и они начали спорить. Решить, кому оно достанется, должен был какой-то крестьянин. И победила Афродита, верно? С тех пор его стали звать «яблоком раздора».

Аполлон колеблется. Кажется, ему смешно.

— Этот крестьянин был Парис.

— Я должна помнить, кто это?

— Нет, забудь.

— Ну и? Причём тут вы?

— У нас в семье случилось нечто похожее, много лет назад. — Он замолкает, больше ничего не добавляя.

Я не понимаю, что он имеет в виду. Впрочем, глупо ожидать, что он станет раскрывать семейные тайны.

— Кто-то бросил яблоко на свадьбе твоих родителей?

Он качает головой. И в этот момент дверь распахивается, являя Гермеса. Я даже не заметила, что он уходил, но вот он снова здесь — в одних трусах, свисающих у него на голове, и с голым торсом. В руке у него телефон, из динамика которого льётся знакомая мелодия.

Он, похоже, пьян: глаза закрыты, но он двигается в такт музыке. Должна признать — чувство ритма у него есть, и, держу пари, трезвым он танцует великолепно.

— A ella le gusta la gasolina. ¡Dame más gasolina! Cómo le encanta la gasolina. ¡Dame más gasolina! — орёт он, фальшивя хуже некуда.