Книга Сошествие в Аид, страница 240 – Хейзел Райли

Я держу голову опущенной, пока не вижу, как дверь распахивается. Проскальзываю внутрь и выдыхаю с облегчением. Но когда она закрывается, и я оглядываюсь, сердце подпрыгивает к горлу.

Гермеса и Аполлона нет. Мы одни. И неизвестно — надолго ли.

Хайдес, будто ничего особенного, вешает ключ на крючок и принимается расстёгивать оставшиеся на рубашке пуговицы. Проходит мимо, стягивая рукава, и ткань с шелестом падает на пол, открывая моему взгляду широченную спину. И хотя он стоит ко мне вполоборота, я прекрасно вижу его руки, замирающие на поясе. Вслед за этим — треск молнии.

Глотка пересыхает. И, кажется, отопление тут выкручено как в аду.

Хлопок двери возвращает меня в реальность. Скашиваю взгляд на диван и морщусь. Я уже как-то раз на нём спала — и потом два дня ныла спина.

Делаю три быстрых шага и влетаю в комнату Хайдеса. Он стоит у шкафа в одних спортивных штанах, спущенных на бёдра так низко, что видна V-линия.

— Ты ещё что хочешь?

Многое, что вслух не скажешь. Я глубоко вздыхаю:

— Я не хочу на диван. Он неудобный.

Он довольно щурится:

— Знаю. И я туда не пойду, чтобы уступить тебе кровать.

Я скрещиваю руки и облокачиваюсь о косяк:

— Намекаешь, что спать будем вместе, на твоей двуспалке? — подтруниваю.

Хайдес закрывает створку, пересекает комнату и опускается на покрывало:

— Разве ты не собиралась забиться к Аполлону в его детскую койку?

Я беззаботно пожимаю плечами, надеясь, что моя «пофигистка» выглядит убедительно:

— Окей. Тогда пойду к нему. Как думаешь, стырить у него футболку, чтобы было удобнее спать?

Я только поворачиваюсь — и на меня обрушивается чьё-то молчаливое, но бурное присутствие. Свежий аромат Хайдеса обдаёт лицо, и через пять секунд я уже зажата между стеной и его обнажённым прессом. Глаза у него сузились, дыхание идёт через нос, ладонь у моего затылка. Пальцы ловят одну из косичек и начинают перебирать.

— Хейвен, одну вещь ты должна знать… — шепчет. — На людях я обязан держаться от тебя подальше и не показывать ни малейшей привязанности. Но когда мы одни… — он делает паузу и облизывает губу, — нет предела тому, что мы можем делать.

Лёд пробегает по позвоночнику.

— Нет предела?

Вторая рука, свободная от моих волос, ложится мне на бок. Подушечки пальцев ныряют под свитер и замирают, отстукивая по коже нетерпеливый ритм.

— И если ты думаешь, что я позволю тебе спать, прижавшись к моему братцу, в его кровати, да ещё в его вещах, — ты ошибаешься, маленькая бестия.

— А я могу и без вещей. Только майку надену.

Он сжимает мою талию ещё сильнее, пальцы впиваются в кожу, и он прижимается ко мне плотнее.

— Хейвен.

С тем бесшабашным мужеством, которое есть у тех, кто не боится выставить себя дурой (то есть у меня), беру его лицо в ладони и приподнимаюсь на носки:

— Понимаешь, почему я не сдамся? Да, ты можешь вести себя как последний урод, сколько влезет, но важны моменты вот такие. Когда ты смотришь на меня так, будто я самое красивое, что видел.

У Хайдеса сжимаются веки — чистая мука на лице.

— Ты не представляешь, как трудно было в последние дни смотреть на тебя так, будто ты для меня никто. Но, Хейвен, если я позволю себе бросать на тебя такие взгляды наедине, они заберут тебя у меня. Они сделают тебе больно.

— Я понимаю.

Он распахивает глаза, не веря:

— Что?

— Понимаю, но не принимаю те решения, что ты принял. Без разговора со мной. И, главное, твои способы были… отвратительны.