Книга Сошествие в Аид, страница 28 – Хейзел Райли

Я киваю. Не знаю, насколько можно доверять его словам, но хочу дать хоть немного доверия.

— Если я попрошу рассказать, в чём состоят игры каждого из твоих братьев и сестёр, ты скажешь?

Он даже глазом не моргает. Его сэндвич уже наполовину съеден.

— Ты пытаешься поссорить меня со всей семьёй? Нет, я не могу ничего рассказать.

Я стараюсь скрыть разочарование:

— Понимаю. Не переживай.

Поднимаю взгляд — два зелёных глаза смотрят прямо на меня, смесь насмешки и смущения. Он разглядывает меня слишком пристально, и я уже боюсь, что у меня салат застрял между зубов. Наконец он вздыхает:

— Ладно. Дам тебе намёки. Не больше. Согласна?

Согласна? Да я бы и на ребус купилась.

— Конечно, да!

Он засовывает в рот последний кусок и, не проглотив, говорит:

— Скажем так: игры Афины и Хайдеса… физические. Афродиты — очень похожи на Naked Truths. А Гермеса — для тех, у кого, гм, крепкие нервы.

Я должна бы сосредоточиться на всём, что он сказал, но мозг застрял на одном. Игры Хайдеса физические. Физические. У этого слова два значения. И я не уверена, какое из них хуже.

Я всё ещё в своих мыслях, когда Аполлон указывает за мою спину:

— Кажется, брат заинтересовался нашей беседой.

Я резко оборачиваюсь. Хайдес грызёт красное яблоко, глаза прикованы к нам. Вроде бы к Аполлону, но его взгляд лениво скользит на меня. Он спокойно жуёт и поднимает бровь, словно это я добивалась внимания.

Раздражает.

— Он здорово взбесился, когда во время игры ты сказала… ну, про… меня, э-э, его и сексуальную активность, — бормочет Аполлон, щеки у него пылают.

— Про то, что я испытываю сексуальное влечение к тебе, а не к нему?

Он дёргается. Делает ещё глоток воды и облизывает влажные губы. Я не могу оторвать взгляд от движения его языка, пока он не говорит:

— Именно это.

Я украдкой косюсь через плечо. Хайдес смотрит прямо на меня. Я закатываю глаза, а он усмехается.

— Значит, он у нас примадонна.

Аполлон смеётся:

— Можешь хоть не иронизировать. Хайдес — самая настоящая примадонна. В мифологии самой тщеславной считалась Афродита. Но поверь: если бы Хайдес родился с вагиной, именно он носил бы это имя.

— Каким он был ребёнком? Вы ведь такие разные. — И речь не только о манере одеваться или вести себя, даже черты лиц у них не похожи.

— Афродита и Гермес — близнецы, — объясняет он. — Хайдес — старший. Потом Афина. Потом я.

— Ты уверен, что тебе можно мне всё это рассказывать? — настораживаюсь.

Он кривит губы и вертит в пальцах крышку бутылки:

— Что именно, Хейвен? Я же не номер счёта выдал. Сказал только, кто старше, а кто младше, и что есть близнецы. Не понимаю, зачем мои братья и сёстры раздувают из нас тайну. Я подыгрываю, да, но мне плевать.

Я откидываюсь на спинку. Я уже поссорила его с Афиной, не хочу становиться причиной новых конфликтов. Чтобы разрядить обстановку, ляпаю первое, что приходит в голову:

— У ваших родителей секс был на зависть.

Он склоняет голову, и широкие плечи подрагивают от смеха:

— Не совсем. Мы все приёмные.

У меня челюсть отвисает. Он смеётся ещё больше.

— Приёмные? Ух ты.

Аполлон вздыхает и бросает на меня долгий взгляд:

— Ну, скорее не «приёмные», а «выбранные».

Тон, каким он это произносит, не оставляет сомнений. И учитывая странности их семьи, за этой «выборностью» точно кроется что-то большее.

— Выбранные… как именно?