Книга Сошествие в Аид, страница 40 – Хейзел Райли

— Вы сумасшедшие.

Он подаётся вперёд. Я инстинктивно хочу отступить, но ноги будто приросли к крыше. А когда наши взгляды встречаются, вырваться из его притяжения невозможно.

— Ответь на один вопрос, Хейвен.

— Нет, — выпаливаю сразу.

Хайдес раздражённо приподнимает бровь.

— Если бы он пригласил тебя… ты бы играла?

Делаю вид, что думаю. Не обязательно ему знать, сколько во мне самой проблем.

— Да.

Уголок его губ дёргается, а потом он расплывается в улыбке во весь рот, белые зубы сверкают в темноте.

— Как я и думал. И всё же ты боишься высоты. Так что, Хейвен, ты невероятно глупая или невероятно смелая?

Первое, без сомнений.

Гермес спрыгивает с карниза, кувыркаясь на землю. Ложится на спину, раскинув руки и ноги, и радостно орёт. Его братья хлопают в ладоши. Все. Даже Афина. Даже Аполлон, который вроде бы осуждает игры.

— Я сама не уверена, что у меня действительно боязнь высоты, — шепчу. — Я часто вижу во сне, что нахожусь где-то высоко и мне страшно. Может, эти сны и навязали мне мысль, будто в жизни я тоже боюсь.

Хайдес обдумывает мои слова. Я и не ожидала, что его это хоть как-то заинтересует. Но смотрит он так, будто я открыла ему какой-то секрет.

— Любопытно, — говорит наконец. — Ты ведь знаешь, что у каждого сна есть значение? Даже у того, о котором ты только что рассказала.

Я закатываю глаза и поёживаюсь в куртке — уже холодно, одиннадцать вечера. Поводов оставаться на крыше нет: игры Гермеса оказались обычной прогулкой в одиночку по карнизу.

— Это просто сон, Хайдес.

— Сны реальны почти так же, как и сама жизнь.

Я прыскаю и получаю от него предупреждающий взгляд. Прикусываю губу, изображаю серьёзность:

— Ладно, Фрейд. Тогда что значит мой сон?

Он поднимается. Останавливается в паре сантиметров от меня.

— Зависит от деталей. Высота во сне вообще — знак человека, который стремится к большему, недоволен малым и таит в себе множество желаний. Стоять на высоте — хороший знак, предвестие успеха и удачи. Но если во сне ты наверху и испытываешь страх, это значит, что грядёт неожиданное и очень важное событие.

Вау. Сказал всё и ничего одновременно. И я-то не верю в сны. Поэтому резко меняю тему — вдруг это мой единственный шанс застать Хайдеса спокойным и готовым отвечать.

— Шрам. На игре ты раздевался, но его не было видно. Ты его скрываешь?

Он напрягается. И когда я уже думаю, что сорвалась, он шепчет:

— Да.

— Почему? Стыдишься?

Он пронзает меня взглядом:

— А ты бы не стыдилась? Следа, что прорезает всё тело?

— Нет. И тебе не стоит.

Я готовлюсь к оскорблению. К его «ты ничего не понимаешь». Он имел бы право. Но вместо этого он касается шрама на лице — будто машинально — и тут же дёргает руку, морщась. В этот миг я сама тянусь к нему, чтобы почувствовать, какой он на ощупь.

— Хайдес, — зовёт Аполлон. — Пошли. Игры закончены.

Я рывком отдёргиваю руку, краснея. С ума сошла?

Афина уже хлопнула дверью, а Афродита с Аполлоном подхватывают Гермеса под руки, едва таща его — тяжёлый, не поднимешь легко.

— Тебе тоже пора, — советует Хайдес, опять слишком близко.

— Я и не собиралась оставаться тут одна.

Он чуть улыбается. Машет рукой и направляется к брату, лежащему без сил на земле. На полпути вдруг меняет решение. Оборачивается. Его пальцы копаются в кармане куртки.

— Держи.

Я опускаю глаза. Между его большим и указательным пальцем — чёрная резинка для волос. Беру её молча, ошарашенная жестом и смущённая тем, что нас все видят.