Книга Сласти, страсти и тайны королевского двора, страница 7 – Тиро Томое

Старик растерянно нахмурился, а потом вдруг снова заговорил.

— А давай имя тебе сразу подберём, — натужно улыбнулся он, — ты в фиалках нашлась, значит, быть тебе Виолеттой. Летта… так теперь тебя кликать станем.

— Какая я тебе Летта, чёрт старый! Марь Васильевна я! поставь туда, где взял! За мной сейчас галлюцинация вернётся! – орала я во всю глотку, но с губ срывался только сердитый плач, полный обиды.

— От, ведь старый пень! – спохватился старик, — ты ж голодная поди. Все подкапустные голодными приходят. Богиня, Богиня, могла бы хоть кормить их, прежде чем к нам в поля закидывать.

Старик одной рукой прижал орущий комок к груди, опёрся посохом в землю, кряхтя, поднялся на ноги и засеменил к брошенной поклаже. Через несколько минут, тихонько напевая колыбельную и укачивая орущую меня, он всё дальше удалялся от места, куда меня закинула зеленоглазая галлюцинация.

Меня ждал Медовый дом и новая жизнь, полная историй.

Только сейчас я об этом ещё не догадывалась. Меня больше занимал тот факт, что тёплая одежда, в которую меня завернул старик, вдруг стала мокрой и горячей!

Я что, теперь под себя ходить буду? Стыд-то какой!

Мне теперь и взрослеть заново придётся?!

Ну, попадись мне, зеленоглазая галлюцинация! Я тебе глаза-то повыцарапываю!

Глава 3

В комнате отчаянно спорили.

— Ты из ума выжил, старый дурак? – возмущалась невидимая женщина, — с чего ты решил, что она подкапустная от Богини, а не тёмная тварь, неугодная всеотцу?

— Нуна! – устало отвечал мужской голос, — потому что, лежала она в цветах. Я её до первых лучей подобрал! Человека она увидела первым, а не мавку мерзкую!

— Человека! – передразнила женщина, — а чего глазищи у неё прямо как у мавки? Ась? Ты глазищи эти видел? Не бывает у человеков и подкапустных Богини таких зенок! Не бывает, хоть режь! Не допущу её до остальных! А если она ночью кровушку лакать начнёт? Или патоку испортит? Или молоко свежее свернёт в комок, который даже собаке не дашь?

— Творог сделаешь из прокисшего молока! – съехидничал мужчина, — а я не дам, вот с места не сойду, не дам девчонку в лес волочить. Дура, ты мамаша Нуна! Как есть – дура! Душу живую…

Мне надоело слушать перебранку. Так спалось сладко, а эти разорались с утра пораньше. Чушь ещё какую-то несут. Мавки, Богиня, всеотец. Кино, что ли обсуждают? Я зевнула, не открывая глаз, и потянулась. Одеяло сползло, по коже загулял прохладный ветер. Я протянула руку, чтобы укрыться с головой, но…

Реальность обрушилась ушатом ледяной воды.

Слабенькая ручка мазнула по краю одеяла, но так и не смогла ухватиться.

Чёртова Богиня!

— Вашу мать! – заорала я, распахивая глаза.

По комнате понёсся сердитый плач. Я замерла и смолкла, разглядывая затейливую деревянную птичку, повисшую над головой. Она крутилась вокруг себя, легонько шевеля ажурными крылышками. Так-с, детская игрушка. Лежала я в колыбельке, большего увидеть не получалось. Высокие бортики кроватки мешали обзору.

— Проснулась! – над кроваткой появилось ласково улыбающееся лицо давешнего дедка, — сейчас папаша Исайя тебе пелёнки поменяет, а потом молока тёплого даст. Сейчас, сейчас…

Так, это надо запомнить. Исайя, значит. Хорошее имя. Необычное.

Снова зазвенел недовольный голос невидимой женщины.

— Молочка! – передразнила она Исайю, — ты посмотри на её размеры. В таком возрасте детки, даже если подкапустные, уже сидят крепенько, а это как болванчик лежит!