Книга Похищение Цирцеи, страница 41 – Лив Стоун

И вот теперь я, избегая его взгляда, стою перед воплощением смерти, ощущая противоречивое впечатление. Он одновременно завораживает и пугает.

– Будь спокойна, – бросает Немезида. – Ничто не может превзойти гибрис Гермеса. Псина Зевса считает себя выше всех, потому что является одним из Двенадцати! Не могу дождаться, чтобы наказать его…

Стоит остерегаться Немезиды. Танатос успокаивающе кладет руку ей на плечо. Она делает глубокий вдох и выдох, прежде чем успокоиться. По крайней мере, внешне.

– Это правда, – ворчит она. – Ты отвечаешь за психопомпов, а он уступил свое место. Ему здесь нечего делать. Особенно если он находится здесь для передачи приказов Зевса.

Она сопровождает предложение гримасой, полной ненависти. Я нахожусь среди божеств, которые не притворяются, что любят своего великого повелителя.

– Пока мы ждем его появления, замечу, что он не позаботился о тени, которую ему поручили, – поддерживает Танатос, бросая на меня косой взгляд.

Как бы я ни была против того, чтобы они открыто критиковали Гермеса, начинаю думать, что участие во всем этом может оказаться пагубным. И если я и обижена, то потому, что прекрасно понимаю, что это личное. Я сильно злюсь на него, независимо от его роли психопомпа. Злюсь на него за то, что он так и не сделал шаг навстречу. За то, что он отрицал наше влечение, потому что оно не имело для него значения. Все эти эмоции внезапно становится поверхностными. В чем их смысл? Ведь я оказалась перед Танатосом и даже не могу попросить его помощи, потому что заранее знаю: он рассмеется мне в лицо.

Снова смотрю на окружающий пейзаж, на реку вдалеке, на ожидающие тени, среди которых безмятежный старик. Чувствую, что стою перед дверью, закрытой, но не запертой на замок. Я так боюсь ее открыть. То, что я там увижу, меня расстроит.

– Цирцея?

Танатос подходит ко мне, полный сострадания и заботы. Он протягивает руку, хватает с дерева гранат и разламывает плод пополам. Блестящие семена и сладкий сок так привлекательны, что у меня слюнки текут.

– Ешь, – говорит он, предлагая половинку.

Его голос изменился. Возможно, сейчас я более уязвима, чем обычно, но протянутый фрукт кажется искушением. По крайней мере, таким же сильным, как и горящий взгляд бога. Сбитая с толку, не смею пошевелиться. Танатос обладает властной и притягательной аурой. Если бы над ним вспыхнула надпись «опасность», меня бы это не удивило. Округлость плода на ладони, напротив, мягкая, мясистая и чувственная.

– Ешь, не бойся, – повторяет он приглушенным, хриплым тоном.

Инстинкты умоляют сопротивляться по причине, которая ускользает от меня, но все равно протягиваю руку и прикасаюсь к теплой коже бога смерти. Я смущаюсь от такого контакта, а он улыбается. У меня сводит живот. Мне кажется, или он может обольстить кого угодно одним щелчком пальцев?

Подношу гранат к носу. Наконец-то знакомый запах. Наконец-то вкус, который узнаю. Подношу его ко рту, и прежде, чем успеваю откусить кусочек, чья-то рука хватает меня за запястье и властно отводит его.

Гермес отбрасывает гранат и с нежностью, не уступающей твердости, берет в руки мое лицо, покрытое ранами от оргаев. Его глаза металлические и неизменно холодные. Он произносит хриплым голосом:

– Кто тебя ранил?

Он действительно ждет ответа? Я даже не думала, что снова увижу его. Возможно, это я ушла, но нельзя сказать, что он сделал все возможное, чтобы удержать меня или объяснить положение. И вот теперь он настойчиво хочет узнать, что со мной случилось? Найти виновного было бы правильнее.