Книга Хозяйка не своей жизни. Развод, проклятье и двойняшки, страница 93 – Дарья Мухина

— Здесь ты полезна, — сказала Мария безапелляционно. — Иди, пока не передумала. Библиотека по правой галерее.

Да… Мария теперь не та пугливая служанка. Она выросла.

Оливия кивнула и уже на пороге всё-таки спросила — неловко, но ясно:

— Олексион… он… всё в порядке?

— С ним все хорошо, — ответила я. — Он работает. И… — я на секунду позволила себе улыбнуться, — у него есть причина ускорить свою работу, когда он знает, что вечером его ждут.

Оливия густо покраснела.

— Простите.

— За что? — удивилась Мария. — Может наконец остепенится наш Лекс… Ладно, ступай. Библиотека закроется.

Оливия исчезла так быстро, как будто и правда боялась, что библиотека закрывается каждые пять минут.

Мы с Марией переглянулись.

— Она меняется, — сказала Мария.

— Да, — кивнула я. — Иногда людям просто дают возможность делать добро, и это перевешивает всё, что они делали раньше по глупости и страху.

Мария хотела что-то ответить, но мы обе одновременно подняли головы: во дворе ударили копыта.

Я поспешила на улицу. Ворота распахнулись, во двор влетел конный отряд — не весь, двое. Впереди был Олексион. Он спрыгнул на ходу, бросил повод мальчишке у ворот, и уже на бегу сорвал перчатки.

— Где Катрин? — его голос резанул воздух.

— Здесь, — сказала, идя к нему на встречу.

Он остановился за шаг до меня. Лицо серое, глаза острые, как лезвия.

— Катрин… — выдохнул он. — Лайонел вернулся.

Мир на секунду превратился в один глоток воздуха.

— Он… — слова не шли. — Он жив?

— Жив, и уже дома, — сказал Олексион быстро, по-военному. — Сильно измотан. Ранен. Королевский лекарь уже в комнате. Кайонел поднял всех. Мы пришли за тобой.

Я не помню, как садилась в присланный экипаж. Помню, как Мария сунула мне в руку плащ, и как Оливия, оказавшаяся рядом, молча придержала дверь. Помню, как Ребекка уже уводила детей влево, подальше от суеты. Помню хлопок двери кареты, рывок, шёпот молитвы, которую я не произносила много лет.

Дорога в поместье заняла вечность и мгновение. Когда мы въехали во двор, окна были освещены, как в праздник. Но голос внутри сказал: это не праздник, это тревога.

На лестнице нас встретил Евграф:

— В княжескую спальню лекаря провели. Кайонел просил вас сразу к нему.

— Присмотри за детьми.

Мы взлетели по лестнице. У двери в спальню стояли двое наших стражников. Из комнаты пахнуло травами, горячим металлом и потом. Я шагнула и упёрлась в грудь Кайонела. Он стоял на пороге.

— Кайонел, — сказала я, и в голосе у меня звенел металл, — отойди.

— Катрин, — он посмотрел прямо, — я должен сначала сказать тебе пару слов. В кабинете. Одной минутой не обойдёмся, но и тянуть нельзя.

— Он жив? — спросила я, не моргая.

— Жив, — кивнул он. — И в сознании. Но…

— Но?

— Но есть то, что ты должна знать до того, как войдёшь, — произнёс он тихо. — Пойдём.

Я хотела сказать «нет». Хотела оттолкнуть его и ворваться. Но за его «пойдём» стояло всё, что он уже сделал для нас. Я вздохнула.

— Хорошо, — сказала я. — Пойдем в кабинет.

Он повернулся. Мы пошли рядом по коридору, который вдруг показался слишком длинным. За дверью спальни шуршали ткани, бормотал лекарь, кто-то тихо закрывал окно. А я считала шаги до кабинета.

В нем было темно и пусто. Кайонел зажёг лампу, закрыл дверь и обернулся ко мне. Я облокотилась на край стола.

— Говори.