Книга Пекарня «уютный очаг» и её тихие чудеса, страница 10 – Дарья Кун

За прилавком, уставленным весами, ступками и пучками свежесобранного зверобоя, сидела сама Мэйбл. Она была крошечной, сморщенной, как печёное яблоко, и вся состояла из одних лишь острых углов: острый нос, острый подбородок, острые коленки, торчащие из-под пёстрой юбки. Но глаза её, цвета спелой ежевики, были молодыми, живыми и невероятно проницательными. Сегодня она сражалась с огромным пучком мяты, пытаясь аккуратно связать его в пучки бечёвкой.

– А, наше солнышко ясное! – проскрипела она, не отрываясь от работы. Голос у Мэйбл был похож на скрип старого дерева, но в нём всегда слышались нотки неизменной бодрости. – Вышла мир посмотреть да себя показать? Или от моего общества спасаешься? Говорила я Агате – внучка у тебя слишком серьёзная вырастет. Всё в печи, да в тесте. Надо по людям ходить, слухи собирать, глазами стрелять!

Элли не могла сдержать улыбки. Мэйбл была единственным человеком в городе, кто мог безнаказанно её отчитывать и тут же переходить на ласковые слова.

– Здравствуйте, Мэйбл. Не спасаюсь, а за помощью. Мята у меня почти вся вышла. Да и душицы бы пучок. Для нового хлеба.

– Душицы! – фыркнула травница, наконец одолев мяту и принявшись за следующий пучок. – Это тебе не душица нужна, а хороший жених. Глаза-то у тебя какие-то задумчивые сегодня. Нехорошо это. Девушка должна глазами блестеть, а не в пол смотреть, будто червонное золото там искать собралась.

Элли покраснела, чувствуя, как предательский румянец заливает её щёки. Она и правда думала о странном визите Каэла, о его словах.

– Да просто печь сегодня капризничала, – соврала она, разглядывая банку с сушёными бутонами календулы.

– Печь! – Мэйбл отложила бечёвку и уставилась на Элли своим острым, птичьим взглядом. – Это не печь у тебя капризничает, детка. Это ты сама вся из себя выпрыгнуть собралась. Чувствую. У меня на это нюх есть. – Она постучала пальцем по своему длинному носу. – Сердце не на месте? Или кто-то неприятный встретился? Говори, не таись. Может, зельце какое приготовлю. От глупых мыслей. Или от наглых глаз.

Элли засмеялась.

– Нет-нет, никаких зелий. Просто… был один поставщик. С характером.

– А-а-а! – Мэйбл многозначительно подняла палец кверху. – Лесной наш молчун пожаловал? Ну, конечно. От него всякая впечатлительная девица в тоску впасть может. Ходит, хмурится, будто все ему должны, а сам глазами так и сверлит, так и сверлит. Не переживай, солнышко. Он со всеми такой. Не ты первая, не ты последняя. Мужик он, говорят, неплохой, душой чист, но уж очень на себя замкнут. Лес его испортил. Одиночество – оно ведь не только волков от людей отваживает, но и людей в волков превращает. Ну, или в медведей, – она озорно подмигнула.

Элли с облегчением вздохнула. Похоже, Мэйбл всё списала на обычную дурную славу Каэла, не заподозрив ничего о «силе» и прочих странностях.

– Да я и не переживаю. Просто неприятно, когда в твой дом приходят и делают грубые замечания.

– А ты его печеньем угости! – воскликнула Мэйбл, словно выдавая великую мудрость. – Самого сладкого, с двойной порцией мёда. Посмотрим, как он после этого хмуриться будет. Сладость она ведь не только на язык приятна, но и душу смягчает. Проверено. – Она наконец отложила в сторону готовые пучки мяты и полезла на небольшую лесенку за душицей. – Вот, держи. С горы Светлячковой, самая душистая. Бери два пучка, один в хлеб, а другой – в подушку. Будешь спать крепко, без всяких глупых снов.